style="font-size:15px;"> Я выхожу из чата, но, прежде чем успеваю отвести взгляд от экрана, замечаю последнее сообщение, полученное прошлой ночью, – то самое, которое я старательно избегала.
«Это Рейчел Кэллоуэй».
Но теперь мне не страшно. Адам подскажет, что делать. Он всегда находит решение. Мы разберемся с этим вместе. В субботу.
5
Я слышу Адама прежде, чем вижу его. Какая-то древняя панк-группа ревет из динамиков все того же винтажного «Мерседеса», на котором он ездил с десятого класса. Звук такой знакомый, что у меня кружится голова от приступа дежавю. Когда я сажусь рядом с ним, чувствую себя совсем не так, как в «Брюсе». Здесь все уютно и обжито.
– Привет, детка, – говорит он. Темные волосы Адама вьются и ниспадают в восхитительном беспорядке. Мне не терпится увидеть любимую ямочку на его левой щеке. Она появляется, только когда он широко улыбается. Слава богу, она на месте, как только я пристегиваю ремень безопасности.
Я улыбаюсь ему в ответ, и он заключает меня в объятия, перегибаясь через консоль. От него по-прежнему пахнет лавандовым мылом с легкой примесью табака.
– К Диане? – спрашивает он.
– Пожалуйста. Я умираю с голоду.
Он заводит машину, включает стерео и, преодолевая крутые повороты, устремляется к бухте. В детстве я ходила в эту закусочную каждое воскресное утро после еврейской школы вместе с мамой, папой и Джаредом. Мы делили на всех горы блинчиков с черникой и переполненные миски хэшбраунов[32]. Горячий шоколад для меня и Джареда, кружка за кружкой кофе для папы под его рассказы о том, как он рос ортодоксальным модернистом[33] в Вильямсбурге во времена, когда этот бруклинский район еще не стал крутым. Мы терпеливо слушали его истории о бабушке и дедушке, которые разговаривали только на идише и умерли задолго до нашего рождения и до того, как папа несколько отошел от религии. Для меня прийти сюда без семьи – все равно что впервые прокатиться на велосипеде без тренировочных колес. Приключение эпического масштаба.
– Ну что, выпускной год?
– Выпускной год, – эхом отзываюсь я. – Круто.
Адам смеется.
– Узнаю свою Джилл. Полная невозмутимость.
Я краснею при мысли, что принадлежу ему.
– Наверное, тебе все это так скучно теперь.
Адам смеется.
– Все, что ты говоришь, никогда не бывает скучным, Ньюман.
Волоски у меня на загривке встают дыбом, и я поворачиваюсь к нему, разглядывая его в профиль. Его предплечья слегка выпирают под поношенной футболкой, а бицепсы напрягаются, когда он поднимает руку, чтобы поправить прозрачные пластиковые очки на переносице.
Я откидываюсь на спинку сиденья и пытаюсь расслабиться. Обращаю внимание на свои конечности и позу, оцениваю, как я сижу, насколько непринужденно опираюсь рукой на подлокотник. «Так правильно?» – задаюсь я вопросом, когда мы проезжаем пустующий контрольный пост на узкой однополосной дороге, окаймленной с обеих сторон водой, и мчимся дальше, мимо крошечного рыбацкого причала Бухты Мидий,
Американские картофельные оладьи.
«Модерн ортодокс» – направление ортодоксального иудаизма, интегрирующее ортодоксальные принципы, ценности и традиции с современной культурой и цивилизацией.
