вставную челюсть и растерянно развести руками: «Ну, вот…и приплыли!»
Однако подобные пугающие апокалиптические разочарования наступят позже. И, согласитесь, предвидеть их неискушённому юноше было бы весьма и весьма странно. Равно как и то, что прежде ему суждено пережить сладкую участь «самоубийцы-утопленника» в безбрежном океане любви.
Вот почему сейчас Кондрашов чирикал беззаботным воробышком, выводя рулады про атомное чувство. Его, пусть и невеликий, жизненный опыт нашёптывал, что Нина Самохина звонила ему не скуки ради. И не от отсутствия выбора провожатых. Уж у неё-то альтернатива имелась.
Пригладив непокорный вихор, Юрий накинул в прихожей курточку, крикнул оттуда: «Ма-ам, я ушёл!» – и выскочил на улицу. К дому Самохиных он добирался кружным путём: чтобы его тайну не раскрыла ни Лидия Николаевна, ни замараевские обыватели.
4
Пять минут спустя он пробрался к самохинской новостройке – солидному двухэтажному коттеджу, по респектабельности мало уступавшему директорскому особняку. Вот так вот Самохины отстроились нынче! А ещё в прошлом году они жили в деревянном доме, располагавшемся по соседству с усадьбой Кондрашовых.
Нина Самохина помимо того, что обладала броской внешностью, слыла в селе и наиболее богатой претенденткой на выданье. Магазин, в котором она торговала, замараевцы по старой памяти продолжали именовать «сельповским», хотя в действительности его удачно «прихватизировал» Самохин. Помимо этого глава самохинского семейства также завёл солидную торговую лавку на окраине Ильска. Обособляясь от совхоза, Казимир Анатольевич выбил солидный земельный надел, где теперь держал пасеку на сотню ульев. То есть, многое говорило за то, что единственная наследница хваткого предпринимателя Самохина в девках-вековухах не засидится.
Домину Самохиных окружал надёжный сплошной заплот двухметровой высоты, а помимо того её стерёг здоровенный чёрный кобель-волкодав. Не успел Юрий приблизиться к забору, а пёс уже глухо, злобно и не без опаски заворчал, почуяв кровного чужака (к тому у волкодава были резоны – о чём рассказ впереди). Когда же пришелец звонко свистнул, сигнализируя Нине о прибытии, собака захлебнулась в низком хрипящем лае.
В ответ хлопнуло окно коттеджа, в проёме которого появилась «заноза сердешная». Она приветственно помахала рукой и, изобразив на пальцах ходули, показала кавалеру, чтобы тот проходил внутрь по аллейке, до которой не достаёт злобный цепной цербер. Юноша не менее выразительными жестами дал понять, что подождёт её на улице – в укромном закоулке и в полумраке сгущавшихся сумерек. «Иду-у. Уже иду, – прерывая немой диалог, крикнула Нина, лакируя маникюрной кисточкой ногти. – Мизинчик остался». И захлопнула окно.
«Мизинчик остался», – вздохнул деревенский кавалер, сведущий в женской психологии исключительно на теоретическом уровне. – Наверное, один мизинчик составляет
