и новых трех лошадей. Через месяц он теперь будет иметь двести рублей чистого дохода, а тамо еще, и так далее – до бесконечности избытка.
Прикрутив лошадей веревками к стойлам, Верещагин стал ждать их смерти и своего дохода.
Однако дворовая собака Верещагина тоже не сидела с убытками – она начала отрывать от омертвелых лошадей задние куски, так что лошади пытались шагать от боли, и таскала мясные куски по чужим дворам, чтобы прятать. Собаку крестьяне заметили, и вскоре сельсовет во всем составе, во главе с Кондровым, пришел к Верещагину, чтобы обнаружить у него склад говядины. Склада сельсовет никакого не нашел, а ночью прибежала во двор Верещагиных целая стая чужих собак, и, присев, эти дворовые животные стали выть.
На другой день левый бедняцкий сосед Верещагина перелез через плетень и увидел трех изодранных собаками умирающих лошадей.
Верещагин тоже не спал, а думал. Он уже с утра пошел взять справку о трех своих павших лошадях, которых он купил, дескать, лишь для того, чтобы отдать в организующуюся лошадиную колонну, но вышла одна божья воля. Кондров поглядел на Верещагина и сказал:
– Не пройдет, Верещагин, твое мероприятие, мы от собак обо всем твоем способе жизни узнали. Иди в чулан пока, а мы будем заседать про твою судьбу: сегодня газета "Беднота" пришла, там написано про тебя и про всех таковых личностей.
– Почта у нас работает никуда, товарищ председатель, – сказал Верещагин. – Я ведь думал, что теперь машины пойдут, а лошадь – вредное существо, оттого я и не лечил такую отсталую скотину.
– Ага, ты умней всего государства думал, – произнес тогда Кондров. Ну ничего, ты теперь на ять попадешь под новый закон о сбережении скота.
– Пусть попадаю, – с хитростью смирился Верещагин. – Зато я за полную индустриализа-цию стоял, а лошадь есть животное-оппортун!
– Вот именно! – воскликнул в то время Кондров. – Оппортун всегда кричит "за", когда от него чашку со щами отодвинут! Иди в чулан и жди нашего суждения, пока у меня нервы держатся, враг всего человечества!
Через месяц или два Верещагина и аналогичного Ревушкина бывшие ихние батраки – Серега, смазчик и другие – прогнали пешим ходом в район и там оставили навеки.
Ни один середняк в Перепальном при раскулачивании обижен не был наоборот, середняк Евсеев, которому поручили с точностью записать каждую мелочь в кулацких дворах, чтобы занести ее в колхозный доход, сам обидел советскую власть. А именно, когда Евсеев увидел горку каких-то бабье-дамских драгоценных предметов в доме Ревушкина, то у Евсеева раздвоилось от жадной радости в глазах, и он взял себе лишнюю половину, по его мнению, лишь вторившую предметы, – таким образом от женского инвентаря ничего не осталось, а государство было обездолено на сумму в сто или двести рублей.
Такое единичное явление в районе обозначили впоследствии разгибом, а Евсеев прославился как разгибщик – вопреки перегибщику. Здесь я пользуюсь обстоятельствами, чтобы объявить истинное положение: перегибы при коллективизации
