не понял я.
– Мою целку, пока вы ее не порвали!
– Что ж, это и впрямь любопытно.
Она проворно раздвинула ноги, ухватив себя за пятки. Я, с трудом переваливая живот, подкатил и тронул пальцами ее срамные губы. Мне еще никогда в жизни не приходилось быть в такой степени гинекологом. Я осторожно раскрыл этот странный цветок. Девственная плева была на месте. Серповидная, розовая, на треть преграждающая путь в ее влагалище, она смотрела на меня наподобие сморщенного укоризненного глаза.
Дальнейшее произошло на автопилоте: я влизался в цветок, словно шмель, затем, почувствовав на губах обильное увлажнение, набросился на мою Вику, крутя и бросая ее, как циркачку, попутно раздевая, очищая, словно некий экзотический фрукт. В конце концов я полностью сожрал девушку.
Я лежал, глядя на свой живот и думал: полноте, было ли это все на самом деле? Болтался ли надо мной неумолимым маятником Эдгара ее нательный крестик, порой задевая за верхушки деревьев на моей груди? Я ли это тут лежу? И то странное обстоятельство, что тревожило меня, заключалось не столько в том, что я будто бы попал в пространство некой мечты, а в том, что слишком уж все происходящее напоминало какую-то нарочитую нарезку из моих собственных произведений.
Кстати, вот одно из них: вижу его на горизонте.
У меня с детства дурная привычка: брать чистую тетрадь, разворачивать ее вслепую и писать что попало. Затем, при плановом заполнении тетради, поток нового текста переваливает через старый отрывок, как река через порог.
Чувствую пальцами изнанку его на грядущей странице: выдавленные когда-то этой же самой рукой, молодой моей рукой – скульптурные негативы строк.
Мысль № 1
Странное это совпадение, надо заметить. Девочка, которая любила некоего писателя, восхищалась и бредила им, почему-то забрела именно в его дом, поднялась на его этаж, а он, этот писатель, именно в те самые минуты выполз на общественный балкон полюбоваться Венерой. Девочка с Венеры.
Такое совпадение не простили бы мне, пиши я тут не дневник своей жизни, а некий вымышленный роман. Вроде как в «Докторе Живаго»: тут встретились, там мимо окон прошли, свеча горела на столе, а в итоге получаем некую смехотворную вязь пересечений, которые в жизни-то возможны, но прозу превращают в балаган.
Может быть, всё это просто ложь? Тогда реальность встает на свое место. Может быть, девочка и в самом деле попала в какой-то дом, к какому-то писателю, обокрала его, принесла добро главарю банды, а тот смекнул, что тут можно и еще поживиться, да и придумал легенду Штирлица: о любимом с детства писателе, к которому эти точеные ножки сами собой притопали? Смешно. В таком случае, моя бесстрашная разведчица должна была тщательно готовиться, зубрить мои тексты, изучать хорошие манеры, к тому же, быть талантливой актрисой…
Я давно подозреваю эту реальность в некоем притворстве. В жизни происходит что-то такое, чего не может произойти. Впрочем, проверю. История с этой девочкой началась при невозможных обстоятельствах. Если столь же нелепым будет ее конец, то вся моя реальность
