почему-то странно посмотрела на меня. Сделав честное лицо согласился с Петровной – это действительно чудеса.
А сам – был в бешенном восторге, от прошедшего удачного лечения.
Все-таки делать добро – это так приятно.
Удача меня прямо вдохновила на новые подвиги.
Забыв, что не хочу быть супер-мега целителем, уже подумывал, как мне вылечить мать Иришки.
Мы сели за стол, попить чай с пирогами Петровны, а та, чуть ли не вприпрыжку накрывала на стол. Когда пили чай, Петровна выдала:
– Что теперь скажут соседи?
Я сказал, что ничего страшного, что можно сказать занимаешься йогой – это такая индийская гимнастика. Да какая разница, кто и что скажет – главное самочувствие. Иришка покивала, странно на меня поглядывая.
Но дальше разговор не шел, мы молча допили чай, а Иришка стала собираться домой, и тут, будто кто–то меня подтолкнул:
– Давай я тебя провожу. – сказал я Иришке.
Она согласилась и мы, простившись с помолодевшей Петровной, пошли домой к Иришкиной маме.
Пока шли, Иришка рассказывала, что у матери, что-то с желудком, а врачи толком ничего сказать не могут, да и не хотят сейчас врачи заниматься пожилыми людьми.
Дойдя до дома, который находился, через три дома от Петровны, я усиленно думал, как мне напроситься в гости, чтобы посмотреть на мать, как вдруг, Иришка сама пригласила меня зайти в дом, сказав, что мама спит после снотворного.
Конечно я согласился и мы вошли в дом.
Дома была чистота и порядок, чувствовалась женская рука, но ощущался и запах болезни – запах лекарств.
Мы сели на кухне. Иришка, поставила чайник на плиту, а я стал думать, как мне пробраться в спальню и кинуть на ее мать «Большое лечение».
Когда пили чай заговорили о Иришкиной дочке, которую звали Олей. Иришка с любовью рассказывала, что ей уже два годика, что она любит играть с куклами, и что не любит есть манную кашу. Сначала Иришка рассказывала, улыбаясь представляя дочь. Потом замолчала, и вдруг, вовсе отвернувшись –заплакала.
Я налил ей бокал воды и спросил:
– Что случилось, Ир?
Она ответила, сквозь слезы:
– У моей дочери обнаружили опухоль головного мозга, врачи сначала сказали, что в Германии могут сделать операцию, а цены, ты сам знаешь там какие.
Отослали туда снимок, чтобы узнать стоимость операции. Когда начали думать, как собрать и где найти деньги, из Германии пришло заключение по снимку. Опухоль – не операбельна.
И теперь моя Оленька медленно умирает, и никто не может ее спасти. – сказала Иришка и снова заплакала.
Я понял, что должен попытаться помочь ей.
– Ирин, покажи мне свою мать – сказал я.
– Зачем? – удивилась Иришка, вытирая слезы.
– Ничего не спрашивай, просто покажи – настаивал я.
Иришка провела меня в спальню матери.
В спальне возле кровати со спящей мамой,
