скважине. Марина поправила чуть поплывшую от силовых слёз тушь на правом глазу, там же стёрла закляксившуюся стрелку, нарисовала новую, села перед дверью на табуретку и принялась ждать. Дверь – это ключ. С улицы через окна валил солнечный свет, но в коридоре оставалось темно.
Лера вернулась домой в половине третьего. Не смогла открыть дверь. Ключ теперь не годился для этого замка. Дверь чуть зазвучала, она не могла быть очень громкой из-за своей металличности и обитости ненастоящей кожей. Нечего запираться, кроме тебя тут ещё живу я, в отличие от тебя я зарабатываю. Это всё выражала Лера дёрганьем и стучаньем. Дверь по-прежнему говорила за Леру. Потом замолчала.
Марина сходила в туалет. Снова села на табурет в коридоре. Через полтора часа послышался мужской голос, в замке завозились. В темноте Марина сняла куртку с вешалки и надела на себя. Снова села на табурет. Скрежет, сверление, стук, мужские матерные ругательства, сверление. Дверь тяжело взвыла, вместо замка в ней образовалась дыра, сквозь которую полился свет из подъезда. Марина встала с табурета. Дверь вздохнула, поехала на Марину. Она видела кусок лестничной площадки и худого, высушенного мужика в тёмно-синем комбинезоне. Пахло плохо переработанным алкоголем, слесаря дёрнули в воскресенье. Рядом с ним стояла мать и смотрела сердито, обиженно. Она двинулась в образовавшийся проём. Марина прыгнула, своим телом потеснила мать. Та отступила и обернулась. Слесарь полуматно высказался. Марина побежала вниз по лестнице. Кремовый тюбик остался лежать на кровати в Марининой комнате. Лера постояла, посмотрела дочери вслед, зашла в квартиру и включила свет в коридоре.
Май встретил Марину равнодушным, устоявшимся теплом. Идея города не изменилась за её время взаперти. Многоэтажки возвышались и расширялись блоками с врезанными в них окнами. Сухой асфальт лежал. Куски металла в форме машин катались на резиновых колёсах. Супермаркетовые пристройки и вставки определялись Мариной полузабытыми названиями пятёрочек, магнитов, перекрёстков. ТЦ настойчиво громоздились серым с разноцветными аппликациями. Деревья и кусты росли, они сильно зазеленели и заполнили собой больше ландшафта. Город звучал в полную силу, а не сдавленно, как слышалось из квартиры на восьмом. Он рычал, кашлял, гудел, стучал, выл, орал, скрипел. Люди и животные использовали улицу для обычных, часто скучных дел: хождения, гуляния, поиска еды, преодоления обычно ненужного пространства. А Марина использовала улицу как включатель свободы, радости, возвращения к себе. То ли от бега, то ли от восторга сердце отправилось на рейв. Организм засотрудничал с душой. Марина вспомнила наконец совсем полностью – кто она, что она любит, кого она любит. На переходе у светофора она остановилась, убрала со лба волосы и почувствовала, что прядь мокрая. Марина поняла, что она вся мокра от пота. Люди вокруг носили ветровки или просто футболки. Она сняла осеннюю куртку и взяла её в руки, оставшись в худи.
Школа сегодня не работала. Марина удивлялась, что жалеет об этом. Отправилась бы сейчас туда по собственному желанию. Школа её находилась в четырёх станциях метро от их с матерью квартиры. Лера с трудом устроила туда дочь после пятого класса. Ближайшая к ним общеобразовательная
