и снова ничего не отвечает тот.) Нет, Федя… Не по карману такая плата мне. Я за веру всю Сибирь исходил…
РТИЩЕВ. Так ведь кабы ты за веру мучился! Ты же за персты свои бьёшься! Я иной раз проснусь и думаю: в Бога ты веруешь, али как персты складывать…
АВВАКУМ. Неук я человек, Фёдор, а только и неуку знать надобно: что до нас положено от отцов, от дедов и прадедов, пусть и лежит так – во веки веков! Не надо этого, Федя, трогать!
РТИЩЕВ. Да никто ничего и не трогает, Аввакум! Ненависть к Никону тебе глаза ослепила! Не увидел из-за неё, что и не тронуто ничего! Жили вы с Никоном, как два медведя в берлоге, тесно вам на Руси было! Ну, а сейчас-то что мешает? Нету Никона и не будет боле. Примирись с царём, Аввакум, Христом Богом тебя заклинаю!
АВВАКУМ (горько). Фёдор… (Садится на лавку и проводит ладонью по лицу.) Сон я видел, Фёдор. Возвещено было: блюдися, а то растесан будешь. Дак что? Что я, сам не вижу этово? Как привык здесь заново к московской жизни, так и ругаться не стал… Так вот жало антихристово жалит, сам не замечаешь того… Вот и попужал меня Христос маленько. При толиком страдании, говорит, погибнуть хочешь, протопоп? Зачем же ты уговариваешь меня, Фёдор, если и антихрист покой нарушить не смог?
РТИЩЕВ. Не слышишь ты меня, Аввакум. Не слышишь. Раздор губит нас – вот беда наша главная. Ты свои сибирские муки вспомнил, а позабыл, что в том лете случилось, когда тебя из Москвы высылали? Объединение земли Русской у царя замышлено было! А через год, когда церковную реформу Никон провёл? Переяславская рада. Ещё год-другой, и Русь на морях бы накрепко встала. А сейчас что? Украина кровью залита, в огне горит. Шведы назад все порты на Балтийском море забрали… И с чего бы это? Отчего к нам судьба так не милостива? Всё из-за раздора нашего. Из-за нестроения! А вы… Вы и церковь нашу святую растащить норовите! И из-за чего? Из-за пальца! Подумай, Аввакум! Не о себе, о Руси подумай! Гибнет она из-за раздоров наших!
ПОЛОЦКИЙ. Э-э, нет. Тут я с тобой, Федя, не соглашуся. Русь, она во все века гибла. Так уж устроена, видать… Ты, Федя, полистай старые-то летописи. Сам увидишь, чуть не каждый год полной погибели Руси ждали…
РТИЩЕВ. И раньше раздоры были. Только раньше они от нашего бессилия шли, а сейчас от гордыни собственной. Только в силу страна входить стала, только опору под ногами услышала, и на тебе! Бунт за бунтом, раздор за раздором! Нет, Аввакум! В пропасть ты идёшь, коли против страны своей ступил!
АВВАКУМ. Ты меня Русью не попрекай, Фёдор! Мне Русь не меньше твоево больна! Я сам в ней вырос и святое крещение принял… Ты вот меня пальцами попрекнул, а не надо про пальцы-то! Где это голову тебе так заморочили? Есть, Фёдор, и тое, что и тронуть нельзя! (Возвышает голос.) Не только креста, не только святаго таинства, но и пелены шевельнуть не смейте!
За дверью раздаётся неясный шум.
РТИЩЕВ. Ослепило тебя, Аввакум, ненавистью! Друг я тебе старый, но в ноги царю брошусь, молить буду, чтобы он тебя из Москвы спрятал!
Шум за стеной становится все громче, дверь распахивается, и в комнату вбегает слуга.
СЛУГА.
