они кого-нибудь интересовали? К этому времени Урсулу уже тошнило от отвращения, тошнило от самой атмосферы этого места. Гудрун иронично и беспристрастно наблюдала за всем происходящим, подмечая даже самые незначительные детали.
Они подошли посмотреть на пугливого оленя. И Гермиона заговорила с ним так, словно он тоже был маленьким мальчиком, которого ей хотелось обнять и приласкать. Он же был самцом, и поэтому она просто обязана была распространить на него свою власть. К дому они возвращались мимо прудов, и по дороге Гермиона рассказала им о ссоре между двумя лебедями, которые сражались за любовь одной лебедушки. Она со смехом и издевкой описывала, как проигравший соперник сидел на каменистом берегу и прятал голову под крыло.
Когда они вернулись к дому, Гермиона остановилась на лужайке и высоким голосом, проникающим во все уголки усадьбы, протянула:
– Руперт! Руперт! – она произносила первый слог протяжно и четко, а второй почти проглатывала. – Ру-у-у-уперт!
Но ответа не последовало. Зато появилась служанка.
– Алиса, а где мистер Биркин? – тихо и слабо поинтересовалась Гермиона. Но какое же настойчивое, почти безумное желание скрывалось под этим бесстрастным голосом!
– Мне кажется, он в своей комнате, мадам.
– В комнате?
Гермиона медленно поднялась по ступенькам, прошла по коридору, вытягивая своим тихим высоким голосом:
– Ру-у-у-уперт! Ру-у-у-уперт!
Она подошла к двери и побарабанила по ней пальцами, продолжая звать:
– Ру-у-у-уперт!
– Что? – наконец раздался его голос.
– Чем ты там занимаешься?
Вопрос прозвучал мягко и пытливо.
Ответа не последовало. Потом он все же открыл дверь.
– Мы вернулись, – сказала Гермиона. – Нарциссы просто очаровательны.
– Да, – произнес он. – Я их уже видел.
Она бросила на него из-под ресниц внимательный, пристальный, бесстрастный взгляд.
– Видел? – эхом повторила она. И застыла на месте, не сводя с него глаз. Ее необычайно возбуждала эта война между ними, когда он вел себя, словно беспомощный капризный мальчишка, а она укрывала его от всех невзгод здесь, в Бредолби. Однако в глубине души она понимала, что разрыв между ними неизбежен и поэтому она инстинктивно ненавидела его.
– Чем ты тут занимался? – переспросила она мягким, безразличным тоном. Он не ответил, поэтому она, почти не осознавая, что делает, прошла в его комнату.
Он снял со стены ее будуара китайский рисунок, на котором были изображены гуси, и с удивительным умением и живостью копировал его.
– А, копируешь рисунок, – сказала она, подходя к столу и рассматривая его работу. – Да. Как замечательно у тебя получается! Тебе очень нравится этот рисунок?
– Он просто великолепен, – ответил он.
– Да? Я рада, что тебе нравится, потому что мне он тоже был всегда по душе. Мне подарил его китайский посол.
– Я знаю, – сказал он.
– Но зачем ты его копируешь? –
