в новый парижский костюм. Полчаса спустя он появился в огромном зале для приемов, где уже собрался весь двор.
Здесь его сначала поприветствовала грациозная президентша Академии, очаровательная княгиня Дашкова. Она тоже показалась Дидро намного обаятельнее, чем на портрете. Да, в жизни она выигрывала даже больше царицы, ибо обладала одним из тех изящных, одухотворенных лиц, которые лишь во время беседы проявляют свои достоинства, а в волнении полностью открывают свое очарование. Вскоре появилась императрица. Она уже успела сменить туалет и теперь предстала в декольтированном платье из тяжелого голубого шелка со шлейфом по обычаю того времени[9]. Ее густые волосы словно снегом были припорошены пудрой, а голову украшала маленькая бриллиантовая корона, увенчанная греческим крестом, – ни дать ни взять Венера в кринолине.
Она взяла Дидро под руку и представила его, бедного философа, присутствующим дамам, высокопоставленным сановникам и кавалерам.
Затем она оставила двор и вместе с Дидро, княгиней Дашковой, графами Паниным[10] и Орловым, графиней Салтыковой и госпожой фон Меллин уединилась в салоне, убранном в китайском стиле.
Тесным кружком избранные расположились вокруг камина, источающего уютное тепло и, словно компания добрых друзей, предались непринужденной, оживленной беседе о науке и литературе, о международном положении, о Франции. Дидро увлекся беседой, говорил складно, блестяще и привел в восхищение всех присутствующих, особенно императрицу.
Все благодарили судьбу. В императрице не осталось больше и следа утомления и скуки, от которых в последнее время ее приближенные приходили в такой ужас. Она проявляла скорее какое-то беспокойное нетерпение. Она будто ожидала чего-то.
Время от времени она наклонялась к княгине Дашковой и едва слышно переговаривалась с ней. Наконец, камергер доложил о господине Павле Ивановиче Лажечникове.
Лицо царицы просияло.
В изящнейшем французском придворном наряде вошел Лажечников, свеженапудренный и благоухающий духами. Он поклонился монархине, потом всей компании и остановил взгляд лучистых голубых глаз на Дидро.
– Господин Дидро, позвольте мне представить вам Лажечникова, – промолвила императрица, намеренно не упоминая научного звания последнего. – Вам, вероятно, уже хорошо знакомо его имя?
Дидро, ни сном ни духом не ведавший о научном величии Лажечникова и введенный в заблуждение атлетическим телосложением ученого, предположил, что видит перед собой одного из героев баталий, и ответил, учтиво склонившись:
– Безусловно, господин генерал, слава о вашей отваге, о вашем военном гении уже давно докатилась до Франции.
Вся компания, получив к тому знак императрицы, залилась громким смехом, таким громким, хотя и сердечным, каким при дворах и уж тем более при дворе Екатерины, где нос каждого чует ледяное дыхание Сибири, смеются
Широкая юбка колоколом на тонких обручах, продержалась в моде до XIX в.
Панин Петр Иванович (1721–1789), генерал-аншеф с 1762 г. Участник Семилетней и русско-турецкой войн, с июня 1774 г. командовал войсками в борьбе с мятежными армиями Е. Пугачева.
