ты не можешь ей распоряжаться по своему усмотрению. Одевайся, надо вернуться домой, пока тебя не хватились.
Я поняла, что проиграла. И мешочек с измельчёнными травами, зашитый за пояс, сегодня не пригодится. Как и в ближайшее время.
Мне ничего не оставалось делать, как отвернуться и сесть на смятую одежду, больше не чувствуя холода, сожаления или боли. Я словно одеревенела.
– Сама вернусь. Не беспокойся.
Найтвелл посмотрел по сторонам, кинул на меня последний нерешительный взгляд и облегчённо выдохнул, словно все его проблемы разрешились сами собой:
– Ты уверена?
– Я знаю эту часть леса лучше тебя.
– Ну, тогда прощай. Я любил тебя, Леонтина, и не моя вина, что всё так вышло.
Он сделал шаг в моём направлении, но в последний момент передумал и, махнув рукой, скрылся в лесу, так и не обернувшись.
Я смотрела ему вослед и ждала, что Най вернётся. Скажет, мол, передумал, и мы будем бороться, но понимала, что он сделал свой выбор. Все сделали выбор, кроме меня. Я не имела на него права.
Только сейчас, в ночном лесу, наполненном запахами листьев и трав, я окончательно осознала, что моя судьба решена, и пути назад отрезаны.
Так оно и вышло, спустя три дня я ехала верхом по южной дороге, ведущей в Вервик. Родные попрощались со мной, пролив скупые слёзы. Накануне было сказано много патриотических речей, но суть оставалась прежней: меня принесли в жертву. Совсем, как Пришлых из иного мира. И я ехала на первую в своей новой жизни мистерию, где я уже буду не свидетелем, а бесправной игрушкой для утоления чужой похоти.
Глава 4
1
Всю дорогу я вспоминала родной дом, но не потому, что мне там было хорошо, а чтобы не думать о будущем, таящем в себе крах всех мечтаний. Повторяла про себя наставления ордена и метрессы Меолики: имена связных и помощников, иерархию Волкодлаков, похожую на армейские чины, и конечно, заклинания, которые я должна использовать и перечень трав с магическими свойствами. Везти с собой заготовки было бы подозрительно.
Волкодлаки избегали магии, полагаясь на силу, быстроту и выносливость. И запахи, благодаря которым они могли отличать страх противника от ярости, почуять злой умысел или задумываемую подлость. Так что в их присутствии мне придётся контролировать даже мысли.
Но пока я и трое сопровождающих слуг ехали по знакомым местам, где прошло моё детство, где я встретила юность и Найтвелла. Воспоминание о нём отозвались болью в груди. Как он легко от меня отказался! И что ещё хуже, хотел напоследок попользовать, словно девку-полукровку.
После той ночи я его больше не видела, и это к лучшему, иначе наговорила бы гадостей, выплюнула обвинения прямо в лицо. Может, то, что я не вышла за него – к лучшему? Как он мог, любя меня, так просто отдать на поругание, если не на смерть? Я этого не понимала. Ответ напрашивался сам собой, горький и неутешительный – он меня никогда не любил. Хотел поиметь, породниться с моим домом, но не более того.
Дорога пошла
