удара молнии или искры, кем-то по неосторожности зароненной. Ну, ясно. Племя на племя, язык на язык. Норманны, фряги, русы, финны, фризы… Лиги или Организации Объединённых Наций не было. Воевать или мириться, сами определялись, без принуждения Совета Безопасности.
Решил, достаточно дробовика. В небо шарахнул бы из двух стволов, дуплетом, ну и варягов-викингов отважных с берега как ветром бы снесло. Хожу спокойно и рыбачу себе дальше.
В руках не спиннинг и не удочка, а – нож и кисточка. Рядом носилки и совок. Уже привычно.
Хазар забыл, на торжищах словен… И тех бы, с луками их, сдуло. А заодно б живой товар освободил, не выкупая, своих сородичей пленённых, и среди них, возможно, девушек зеленоглазых с пегими…
Увлёкся что-то.
Лечиться надо, говорил же.
Пока вот семь. Всего их восемь. Чертёжниц наших. Одна из них, Наташа, с Надеждой Викторовной уехала не то в Волхов, не то в Новую Ладогу – на какой автобус сесть успели, в ту или в другую сторону, не знаю, какой автобус первым подошёл – туда. «За сладостями». Каких здесь, в Старой Ладоге, не купишь. К праздничному столу. Или застолью.
Дед Рыжего, Иван Захарович, как говорил? «Начинаем застольем, кончаем подстольем, а кто и подпольем». Это не про нас. Чашнику да бражнику праздник не страшен, и нам вот тоже, археологам. А как насчёт других – проверим.
Все ничего. Как на подбор. В ЛГУ, на нашем факультете, про остальные не скажу, днём с огнём таких приглядных (словцо яланское невольно выскочило) не отыщешь. Две-три, четыре, может быть, и те не на дневном, а на вечернем отделении. Видел. Ходит симпатичная, и та татарочка, похоже. Царица шамаханская. Хоть и не в моём вкусе. Илье такие нравятся. Как только, удивляюсь, он её ещё не атаковал, не взял приступом… но доберётся, как пить дать, если другой кто не опередит. «Искусствоведка». У нас они какие-то чуть-чуть подсушенные. Вслух не скажу, подумаю: вот не в прыску… ну хоть ты тресни. Или – в чужом огороде морковка сочнее, хрен острее… Я не знаю.
Одна – не просто ничего, а даже очень. Очень ничего. Я – объективно, отстранённо. Она и старшая из них. Людмила. Фамилию тут никто ни у кого не спрашивает. Не милиция, не ЗАГС. Люди не подневольные. По именам. Достаточно. Родом Людмила из Риги. Русская, не латышка. Родителей её – при мне она Надежде Викторовне доложила – после окончания какого-то технического вуза не то в Львове, не то в Тернополе, не уловил, на Украине где-то Западной, туда направили. В Прибалтику. Выходит, прижились. Будущий инженер-строитель или архитектор, не уточнял. Хочет остаться в Ленинграде. Любым путём. В какой-нибудь проектный институт, скорей всего, устроится, после того как защитит диплом. Так полагаю. Вряд ли на стройку, пусть и ве́ка. Как ей удастся это, как получится, в толк не возьму. Дело нелёгкое – распределение, прописка. Хотя с такой-то внешностью преграды не страшны – преодолеет всякую, любая рухнет. Вроде и тихая. Как омут.
Но кто в тихом омуте водится, давно всем известно…
Не все только об этом помнят, не все это учитывают.
Проходишь мимо, слышишь, как искрит. Как
