в первых по счёту корочках написано: «Врач по специальности “Анестезиология и реаниматология”».
Так вот о Пескарёве. Когда из операционной пациенты поступают в хирургическую реанимацию, нам всегда передают наркозную карту. Туда анестезиолог записывает все препараты, введённые во время операции. До миллилитра. Я брал дежурства как в хирургическом ОРИТе, так и в кардиологическом, и надо же было такому случиться, что у послеоперационных пациентов выявились осложнения: у одного – инфаркт миокарда, у второй – гипертонический криз. Оба пациента перекочевали из хирургической палаты интенсивной терапии в кардиологическую. То есть от меня – снова ко мне.
Я изучил наркозные карты и поднялся к Пескарёву на этаж.
– Очень низкие дозы анальгетиков во время операции, – сказал я Пескарёву. – Почему?
– Низкие? – он попытался выкрутиться. – Я делал расчёт по массе тела.
– У обоих одна и та же симптоматика, – сказал я. – Болевой шок. Отсюда и осложнения.
– Странно. На операции никто не кричал от боли! – улыбнулся Пескарёв.
– Потому что вы дали им снотворные и миорелаксанты8, – меня трясло от злости. – Но не обезболили так, как это нужно было сделать.
– А тебе что, больше всех надо? Лежат они у тебя, тебе и лечить.
– Хорошо. Подниму вопрос на общей пятиминутке.
И собрался уходить.
Пескарёв вскочил с кресла и, схватив меня за локоть, потащил из ординаторской.
– Слушай, умник, – сказал он в коридоре. – Чтобы у пациентов не было болей во время операции, они сами должны постараться.
– В смысле? – бесился я. – Они должны сжать зубы и терпеть?
– Да, – сказал Пескарёв. – Или просто заплатить анестезиологу.
У меня на лице выступил пот.
– Заплатить? – крикнул я. – За что? За ампулу препарата, который и так им положен по закону?
– Ах ты по закону любишь? – ухмыльнулся Пескарёв. – Хирурги с каждой операции получают кучу бабла, это по закону?
– Откуда бабло у хирургов – меня не касается, – сказал я.
– Всё уже поделено, без тебя, – Пескарёв глядел на меня с некоторым сожалением. – Беру бабки у больных и наказываю их, если они не платят. Так делаю не я один. И только попробуй поднять шум.
Отпустил мой локоть и исчез за дверью ординаторской.
Я отследил всех его послеоперационных пациентов. Среди них были и шишки, и братки. У этих никогда не было низких доз анальгетиков. Совсем не так обстояло дело с теми, у кого в нужный момент не оказалось денег. Осложнения выявились у каждого второго. Одна пациентка ушла в тяжёлый коллапс, и мы всю смену поднимали ей давление. Я знал, почему это произошло, но ничего никому не сказал. Зато теперь я сразу вводил морфин всем, кто поступал от Пескарёва.
Сейчас я не могу понять, почему я молчал. Наверное, боялся, что в больнице все со всеми повязаны. Начну выступать – затравят
