style="font-size:15px;"> – Но опять бежал. И вот он здесь! На руках ожоги от каких-то кислот, месяц им, не больше, равно как и предыдущему происшествию в этой квартире. Лыка не вяжет. Надо и его гипнотизировать, авось что удастся вытянуть.
Грених отставил от стола свободный стул, поднес его к дивану и сел напротив своего нового пациента.
Но установить хоть какую-то языковую связь с ним не удалось. Бомбист качался и мычал, как слабоумный, в речи проступали отдельные ничего не значащие и совершенно не связанные между собой слова вроде: «каша овсяная», «радиоприемник», «картина», «дверь» – будто поражены были атрофией лобные и височные доли.
Грених измерил его пульс, посветил фонариком в зрачки и поднялся.
– Невозможно что-либо сказать прямо сейчас. Это либо психогенный ступор такой, либо последняя стадия деменции, или вовсе он после неудачной операции на мозге, – Константин Федорович повертел во все стороны бритый череп бомбиста, отыскивая шрамы, но ничего не нашел. – Разбираться надо, Сергей Устинович. Сегодня этот свидетель вам ничего не сообщит.
Выйдя из квартиры, Грених дал указание Пете бежать в морг и ждать его там. А сам отправился к Асе. Она жила на Большой Пироговской, в невзрачном трехэтажном жилом доме, построенном лет тридцать назад, в комнатушке на последнем этаже, которую делила с двумя своими новыми подругами-студентками.
Грених постучал в дверь, не особенно надеясь увидеть Асю. Давно пора было ее навестить – не встречались с февраля, но Константин Федорович нарочно отодвигал время визита. А теперь появился весомый повод, грех не воспользоваться.
В ожидании, когда откроют, он уткнулся лбом в косяк, двумя пальцами сжал уставшие глаза. На улице все еще лило, плащ его намок, раскалывалась правая половина черепа, а в мыслях вертелась карусель: трупы в черной пене, таинственный гипнотизер с его голосом, трясущийся Шкловский, Мезенцев со зло сжатым ртом и дергающейся щекой.
Замок щелкнул, и высокая прямая и простая дверь из мореного дуба начала медленно открываться. Ася в своем чесучовом безразмерном плаще, с неизменной синей косынкой, повязанной сзади, из-под которой через плечо была перекинута тяжелая коса пшеничного цвета, возникла на пороге. Ее плечи и голова были мокрыми – видно, только пришла и еще не успела раздеться.
– Ася, здравствуйте, – проронил Грених, кашлянув. – Как поживаете?
– Спасибо, Константин Федорович, учусь, вот прямо из университета, и вы сразу, – тихо и невнятно ответила она, вспыхнув до корней волос.
– Ася, у меня к вам дело есть большой важности. Нужно будет прогуляться.
– Я готова! Мне и одеваться не нужно, – она вытянулась по стойке «Смирно!», тотчас подобрав с пола раскрытый зонтик из кружева небесно-голубого цвета на деревянной ручке, не предназначенный для дождливой погоды – понятно почему косынка промокла, улыбнулся про себя Грених.
– Вы могли бы пройти
