эль закончился ровно в тот момент, когда я подошла к выложенному розовым кафелем крыльцу «Солёной ночи».
Толкаю хлипкую дверь рукой и попадаю в полутёмное помещение, освещенное соляными лампами. Все стены, куда не посмотри, обклеены плакатами разных исполнителей. Здесь Джимми Хендрикс приветливо машет Нине Симон, а напротив них о чём-то своём задумался Честер Беннингтон. На входе установлена табличка, надпись на которой гласит: «Соблюдайте тишину! Здесь люди слушают Музыку».
Милая девушка-администратор проводит меня в дальний угол зала и указывает на зелёное вельветовое кресло под лампой с гавайским абажуром. Я сажусь и замечаю, как лучи лампы танцуют хулу на потёртой обивке подлокотников.
Девушка придвигает ко мне пуф для ног, столик с проигрывателем и вручает каталог исполнителей.
Я решаю начать с Dionne Warnik. Есть у неё одна песенка, которая очень подходит к моему внутреннему состоянию.
В наушники врывается торжественно-печальное вступление:
Don’t make me over
Я закрываю глаза, и передо мной возникают два фантома. Один – силуэт девочки, другой – мальчика. У них нет лиц, лишь цветные контуры. Взявшись за руки, они начинают танцевать, пока я качаю головой в такт и управляю рукой, словно дирижёр.
После мне приносят пластинку Gerry & The Pacemakers, и мальчик с девочкой танцуют уже под You'll never walk alone.
Прослушав несколько баллад, я понимаю, что готова к следующему путешествию. Атрибут для него у меня как раз при себе. Я думала сберечь его на особый случай, но чем сегодняшний плох?
Развернув руку тыльной стороной к себе, я смотрю на татуировку в виде обезьянки. Пальцы касаются давно прижившейся к коже краски: погружение начинается.
Ты сидишь рядом, держишь меня за руку, пока машинка жужжит над моим запястьем.
– Не больно? – в твоём голосе, как всегда, так много нежности.
– Немножко, – сжав твою ладонь, отвечаю я.
– Потерпи, моя милая, совсем немного осталось. Получается очень красивая обезьянка! Вот, на, выпей ещё джина.
Мы чокаемся стаканами и выпиваем их до дна. Притянувшись ближе, ты легонько целуешь меня в лоб.
– Ну-ка покажи свою ещё раз! – прошу я.
Ты показываешь запястье, на котором поверх красной кожи блестит новенькая татуировка: мартышка протянула руку в сторону, точно ждёт, чтобы кто-нибудь уцепился за неё в ответ.
– Да, красивая. Ой! Больно! – от неожиданности я дёргаюсь.
– Извини, по кости всегда больнее, – говорит татуировщик.
– Я с тобой, держись, моя хорошая! – ты сжимаешь руку чуть крепче.
Концентрироваться на воспоминании становится сложнее из-за града слёз, от которого чешутся щёки. Я открываю глаза и смотрю на комнату сквозь солёную пелену, их застелевишую. Трясущимися руками достаю свой журнал, делаю отметку. Сентябрь
