линии горизонта оранжевый диск солнца. Однако в зиму от его лучей толку нет – холодно. Очень холодно. Трамвай лязгал о рельсы, и в моменты его приближения к следующим остановкам я каждый раз непроизвольно ёжился, глядя, как за окном мёрзнут люди, ожидая своего заветного транспорта-спасителя. Склонив голову и напрягшись в плечах, они подтанцовывали на месте.
В салоне было очень светло. Да и вообще, трамвай для меня являлся вагончиком света. В самую рань, когда ещё практически весь город дремлет, эти красно-оранжевые уличные поезда уже вовсю гремят своим весом об рельсы и пронизывают темноту небольшим потоком света, вселяющим тепло в сердца ожидающих пассажиров.
За окном рябил деревянный забор какого-то старого полуразрушенного домика, а за ним расстилалось открытое снежное поле. Деревья, точно скелетные кости, торчали из белой земли. Скоро трамвай въедет в другой район города, где и находилась обсерватория отца. Я мысленно продлевал расстояние – так не хотелось покидать своего тёплого места. Пригревшись, даже чуть не заснул. Часто заморгав, я тут же подавил сонный порыв – спать нельзя. Потом ещё в школу ехать.
Уже через пять минут я стоял на пустынной остановке. Вокруг никого. Трамвай, словно змея, уполз за ближайший поворот, и я остался один в глухом переулке. Жилых домов в этой округе было мало, да и те – развалившиеся деревянные бараки. Лишь старинное, но огромное четырёхэтажное здание заметно возвышалось за остановкой. Мне туда.
Пройдя мимо нашего старенького «Ниссана», я поднялся по лестнице к дверям астрономической обсерватории и, к своей радости, обнаружил, что они не заперты. Однако внутри было совершенно безлюдно. Ещё очень рано. Я сделал несколько шагов, которые отдались кратким эхом в тёмных уголках коридора. На четвёртом этаже я вошёл в просторный зал, обставленный разным оборудованием и телескопами.
А вот и он, мой отец: стоит и разглядывает какие-то бумаги, одетый в помятую домашнюю майку и офисные брюки. Он даже отрастил бороду по причине элементарного отсутствия времени и желания обратить на себя внимание.
В эту секунду он был чем-то взволнован: приподняв очки, с серьёзным видом что-то напряжённо высматривал в своих картах звёздного неба. На лице читались сомнения и неопределенность.
– Привет, – сказал я и бросил свой рюкзак на стул.
Отец оторвался от листов и удивлённо взглянул на меня. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что перед ним стоит его родной сын.
– Максим?.. Что ты здесь делаешь в такую рань?
– Тебя решил проведать. Ты не пришёл ночью домой. Мама очень переживает, – соврал я.
– Возникли неотложные дела… Как видишь, я здесь, и у меня всё хорошо, – устало произнёс он.
– Ты не спал?
Он потёр рукой глаза.
– Тебе же к восьми в школу. Ты успеешь?
– Ещё полно времени.
– А как у тебя с математикой?
