его были слезы.
Говорят, что здесь есть русские кафе, где бывать невыносимо, там поют русские песни и буквально плачут в тоске. Говорят, что те, кто не может ехать в СССР, не могут выносить такой вещи. И я уверен, если б мне сегодня сказали, что я не вернусь в СССР, я бы сел посреди улицы и заплакал – «Хочу к маме». Конечно, эти две мамы разные: у них это Россия, у меня СССР.
Вот мой адрес… если переменю, то пришлю телеграмму. Можно писать и в наше консульство, я там бываю.
Сегодня купил ночные туфли, без них я очень простужался. Здесь они необходимы, ибо целый день в ботинках устаешь; с удовольствием вспоминал свои валенки.
От 12 до 2 весь Париж завтракает, все, кроме кафе и ресторанов, закрыто. Вино чудное, но очень слабое. Чаю, не пивши, хочу, его абсолютно нигде не видно, как и папирос. Но и чаю, как это ни странно, не хочется.
Здесь дешево отчасти потому, что плохой материал, ибо им важно дешево купить, модно ходить, а как новая мода, опять новое покупать. Нужно покупать английское и американское производство, там иной принцип.
Я все в своей мансарде, окрашенной в цвет уборной масляной краской. Вижу массу вещей и не имею возможности их купить.
Целую всех крепко, а особенно тебя и маленькую Мульку, которую особенно хочется увидеть, хотя бы издали.
Целую, целую, целую.
Анти.
Милая! Я не получаю твоих писем. Жду их невероятно, думаю о тебе всегда, очень жалею, что ты не со мной, я так привык все делать вместе с твоими глазами, говорить твоими ушами и думать вместе с тобой.
Рабочие чертежи делаю в мастерской Фидлера7 и Полякова8.
Сегодня бродил по предместьям Парижа, очень забавно. Рабочие играют в футбол, ходят обнявшись, копаются в огородах и пляшут в кафе.
Отмахал пешком верст 15 в гору, оттуда был виден весь Париж. Вернулись в Париж на электричке в девять часов вечера, обедал и пил настоящее Шабли. И, действительно, во рту остается вкус винограда. Очень вкусно… На днях буду видеть автозавод и постройку кинофабрики. Предлагают сделать декорации к кинокартине.
Сейчас получил твое письмо! Как я рад!
Пускай для стен клуба9 даст Жемчужный три лозунга, помнишь – там, на черных полосах. И если мог бы, сочинить что-нибудь для плаката к живой газете, а также пусть даст небольшой текст в стенгазету.
Есть какой-то способ печатать дома на материи, и можно дома делать модные платки; я теперь думаю, что по приезде тебе устрою мастерскую производства и печатанья разных мелких вещей.
В кино идет «Десять заповедей» Сесиль де Милля, собираюсь пойти. Как я думал раньше, что по улицам увижу наших генералов или офицеров, оказалось, что нет ни одного. Офицеры стали шоферами, а генералы не знаю кем. Вообще, многие не работают.
Говорят так: «Удивительно неспособные французы, – сколько лет живут в Париже и не знают русского языка». Вообще, еще так: «Париж – русская провинция». Говорят, что русские лучшие работники. Правда, они очень французятся,
