сильный – под тридцать градусов – мороз выдавливал из-под скал. Можно сказать, что они изо всех сил стремились к теркам, чтобы непременно добыть пару-тройку своих зубаток, мясо которых к тому времени было почти безвкусным и обескровленным. А между тем они проходили мимо зимовальных ям, где на большой глубине стояла благородная рыба – таймени. И достаточно было пешней продолбить широкую лунку, опустить туда блесну на прочной леске, чтобы поймать вкусную, настоящую рыбу. Но люди были устроены странно. Они упорно шли за новогодней зубаткой, умирающей на икорных полях.
Фарш из зубатки для новогодних котлет готовился особым способом. Филе очищалось от костей, прокручивалось несколько раз в мясорубке и взбивалось до особой воздушности. Степень воздушности можно было бы сравнить с воздушностью крема, который хозяйки готовят миксером для домашнего торта. Только фарш из рыбы всегда взбивался не миксером, а вручную – особенной деревянной лопаткой.
Потом в рыбный фарш добавлялось сало диких свиней – кабанов, тоже прокрученное на мясорубке и обильно сдобренное диким же чесноком, растущим весной в расщелинах здешних скал. Очень важно было чеснок собирать в мае, потому что уже в июне стебли его уходили в стрелку и становились очень горькими, по вкусу напоминающими лекарство. В середину такой котлеты закладывался кусочек сливочного масла. Потом, во время жарки, он таял, и в котлете образовывалась полость. Считалось, что чем больше полость, тем удачливее на охоте и рыбалке будет тот, кому попадется такая котлета.
Размер и объем полости в приготовленной хозяйкой дома котлете приобретал мистическое значение и соответствовал той смеси языческих традиций и христианских верований, которыми отличалось местное население. Люди были уверены в том, что сила умирающих лососей чудесным образом передается им, что они будут такими же сильными, верными и гордыми, как приходящая на икромет рыба.
С годами необходимость добывать зубатку отпала. То есть зубатку пускали на фарш по-прежнему, но никто уже не пробирался таежными маршрутами, и никто не торил лыжню в верховья протоки Кантор, и никто не заваривал лимонник на таежном костерке, спрятанном от ветра и снега под корневищем вывороченной ели. На снегоходах, аэросанях, катерах-водометах, на глиссерах и на вертолетах люди обшаривали все реки, сопки и начинающуюся на севере, сразу за сопками, лесотундру. Они проникали в самые глухие места и брали рыбы и зверя столько, сколько могли увезти.
Тайм убегал от вертолета, и он прятал свою подругу, потому что люди, часто не утруждая себя забросами спиннинга, могли зависнуть над ямой и стрелять из автоматов по рыбам. Зимой они придумали выдалбливать щели-проруби длиной в десять метров. Они запускали туда сети-оханы, связанные из толстых веревок, и выволакивали рыбу на лед с помощью лебедок. Добытых тайменей они замораживали, а потом распиливали мотопилами на аккуратные пластины-кругляши. Острыми цепями они пилили тайменей поперек туловища и забивали
