в тот момент, когда он собирался наконец встать с дивана и выслать машину в город за сыном и за Катрин – своей последней, хотелось надеяться, любовью, она служила осветителем в местном драматическом театре и называла себя художником по свету, – в кабинет без стука вошел управляющий и занудным голосом сообщил, что, оказывается, у нас опять проблемы с аборигенами.
Оказывается, овчарка Димичела по кличке Адель задрала соседскую курицу.
И еще, он сказал, что деньгами сегодня, похоже, не откупиться.
Димичел хотел заметить, что деньгами откупаются всегда, но зануда управляющий продолжил.
– Они сейчас придут к воротам, – говорил он, – с несчастной мертвой курицей. И еще, – говорил он, – собака Адель ни в чем не виновата.
И он говорил, и говорил, и голос его, как метроном в детстве на маминых занятиях в музыкальном классе, болью отдавался в голове Димичела, становясь причиной возрастающего раздражения. Ему хотелось думать о Катрин и о сыне, о предстоящей охоте на тайменей – сильных и прекрасных рыб, а приходилось выслушивать нудные жалобы управляющего и решать, что делать с провинившейся Аделью.
– Вы лучше закажите отражатели на окна от водной пыли, – попросил управляющего Дими, брезгливо снимая очки в тонкой итальянской оправе-проволочке – по последней моде. Он положил их на тумбочку, где стояла фотография сына. – Объясните наконец, при чем здесь Адель и какая-то курица, – попросил он. – И еще объясните своим местным, что они не выживут меня с мыса Убиенного, что я скорее выкуплю с потрохами всю их несчастную деревню с полуразвалившимися домами, даже уже не домами, а хижинами, и дырявыми фелюгами, и такими же дырявыми сетями, нежели возьмусь лоббировать их интересы в муниципалитете.
История с курицей, которую задушила Адель, скорее расстроила Дими, чем развеселила. Адель была крупной немецкой овчаркой, чепрачного окраса сукой, дрессированной и благородной. Димичел любил свою собаку. Она не бегала по краю моря и не хватала пастью серебристых рыбок. И она, конечно же, не должна была откусывать голову какой-то жалкой деревенской курице, даже если курица и нарушила суверенную территорию Адели.
Димичел отдавал распоряжения насчет отправки джипа в город, подбора блесен и спиннингов для вечерней рыбалки и просил подготовить большую коробку со льдом и заменить куртку гортекс – «ну, вы знаете, ту, мою любимую» – на последнюю, камуфляжную канадку, и еще, просил Димичел, обязательно подготовьте блесны-«мыши» на ночную охоту за тайменем… В общем, пока он озадачивал своего управляющего подготовкой к таежной вылазке, Димичел думал об очень принципиальных, с его точки зрения, вещах.
Даже звери и домашние животные не выдерживают маргинального окружения. Они становятся частью среды. Той примитивной среды, в которую они попадают. И ведут они себя соответствующим образом – так, как принято себя вести в определенном, то есть маргинальном, социуме. Они должны откусывать наглым курицам головы, задирать
