ждал, когда осколки найдут друг друга и снова срастутся в меня цельного. Я замерзал на углу земли в вечных льдах, растворялся, исчезал, и жил простой обычной жизнью. Все это было невозможно. Но моих сил оказалось достаточно для существования этой невозможности. Вера в идею сопричастности, оживляла меня, я чувствовал сопричастность в каждом своем вздохе, движении, взгляде. Осознание сопричастности убеждало, что нет ничего невозможного. И действительно было так. Все, во что я верил – осуществилось.
И вдруг Айсберг перевернулся. Вдруг все, на что я смотрел из глубины моря, стало моими глазами смотреть на меня с высоты неба, через поверхность моря, в глубине которого я оказался. Реальность, в которой я был прежде, уходила куда-то в сторону. Я оставался на отколотой льдине. Жизнь, оставшаяся на материке, смотрела на меня, уплывающего от нее. Я оказался в другом мире. Прежний мир продолжал существовать без меня. Он существовал и во мне и вне меня, но без меня. Течение Жизни уносило мою льдину все дальше и дальше. Все мое было оторвано от меня. От огромной глыбы льда, которой был я прежний, была оторвана льдина, на которой продолжалась моя жизнь. Я чувствовал, что продолжаю оставаться собой.
Менялись формы одежд: фраки, шкуры животных, вечерние платья, спортивные костюмы. Но все они мялись, становились грязными, и, наконец, снашивались на одном и том же существе. Это существо одинаково относилось и к строительству корабля на верфях, и к гибели этого же корабля. И в выигранном сражении, и в сражении проигранном, я осознавал в себе присутствие одной и той же силы, расправляющей и собирающей мои крылья. Мое настоящее для мира не было ни настоящим, ни прошлым, ни будущим. Я и Мир – мы были где-то рядом и, в то же время, – очень далеко. Я оказался в той реальности, в которой меня нарисовало воображение. Рисунок был настолько четким, что оказался живым. И многие мастера гравюры говорили, что это изображение ценное. Но что произошло, когда я обнаружил, что мое настоящее существо стерто моим же воображением в рисунке действительности, в которой я жил. Где же я оказался? Вокруг меня ничего не было, и долго не появлялось. И, наконец, я понял, что не появится никогда. Я понял тогда, когда вспомнил восхищение мастеров рисунка. «Живой образ и абсолютное отсутствие окружающей обстановки», – говорили они. Образ в невесомости. Пусть даже в невесомости, – но невесомости тоже не было.
Через некоторое время начала зарождаться жизнь. Появилась суша вместо растаявшей льдины. Люди в шкурах охотились за огромными животными. Огромные животные охотились за людьми в шкурах. Затем появились машины, на которых люди без шкур передвигались по поверхности, из океана поднявшейся суши. Огромных животных уже не было. Затем эти машины взлетели и люди улетели на них куда-то. С каждым разом их не было дольше прежнего. И однажды они не вернулись. Я снова остался один. Было скучно и одиноко на безжизненной поверхности моего материка. Неожиданно ко мне начали приходить мои старые друзья. Откуда они могли появиться, – думал я. Они остались на том материке, от которого откололась моя льдина. Я был для них прошлым. Мы – воспоминания наших хозяев о тебе, – сказали они. Мы быстро нашли общий язык. Наше общение было содержательным и познавательным для меня. В нем звучало
