завтра у меня все готово, – заверил меня юный талант и потянулся за веником, чтобы смести с крыльца ореховую скорлупу. – Нет только денег на такси, но ты же мне дашь?
Я оставила ему деньги и ценные руководящие указания, взяла орехи и отправилась к себе. Вернее, в нашу с Петриком съемную квартиру.
На даче, которую с подачи моей покойной прабабушки Зины все называют милым словом «именьице», я не живу, а только наведываюсь туда иногда. В последнее время – даже реже, чем Эмма, которому я великодушно отдала свой ключ. У моего сводного брата нет собственной жилплощади, а от матушки и отчима очень хочется держаться подальше.
Вечерело, и по-хорошему мне надо было вызвать такси или позвонить шоферу Караваева Косте, которого шеф уже приучил к тому, что он как бы наш общий водитель. Но в свете того, что я подозревала Мишаню в подлой измене, беспокоить Костю решительно не хотелось: от подлого изменщика мне ничего не надо!
А такси в именьице я вызывать не люблю. Может, это и не заметно, но у меня тонкая душевная организация, и она страдает всякий раз, когда таксисты самыми нехорошими словами ругают нашу проселочную дорогу.
Да мне идти-то по ней всего с полкилометра, потом будет мост через реку, а за ним уже – город со всей его инфраструктурой. Сяду там на трамвайчик, еще и денежки сэкономлю…
Размышляя таким образом и посматривая по сторонам, я бодро топала по глубокой колее, продавленной в глинистой почве автомобилями, пока мой взгляд не зацепился за нечто неожиданное.
Опля! Алое закатное солнышко слепящим пламенем отразилось в полированной поверхности. Ну-ка, ну-ка, что тут у нас такое? Я выбралась из колеи и, путаясь ногами в цепких вьюнках, двинулась на манящий блеск.
Неподалеку от нашего дачного товарищества есть небольшой пустырь, превращенный несознательными гражданами в стихийную свалку. Выбрасывают туда преимущественно строительный мусор, поломанную мебель, старый домашний скарб и прочую рухлядь. Иногда на эту свалку истории незаслуженно отправляются вполне годные вещи. К примеру, именно отсюда в нашу с Петриком квартирку перекочевала изящная деревянная консоль – трехногий гримировальный столик, мечта красавицы-кокетки.
На сей раз кто-то, не мелочась, сплавил на помойку целый рояль!
Да, облезлый, поцарапанный, колченогий, в пятнах от стаканов, но – рояль! Самый настоящий, не бутафорский!
Изумляясь, как затейливо у кого-то широта души сочетается со скудоумием, я подобралась поближе к инструменту и подняла крышку над клавиатурой.
Время и идиоты не пощадили благородный инструмент, и его улыбка, когда-то наверняка белозубая, потускнела и сделалась щербатой. Я сокрушенно покачала головой, но все же пробежалась пальцами по клавишам. Прабабушка воспитывала меня как благородную барышню – заставляла учить французский и ходить в музыкальную школу…
Увы, сыграть что-нибудь на этом рояле не представлялось возможным. Даже мелодию «Чижика-Пыжика» исполнить не получалось, потому что клавиши
