имел похожий случай и с Ленни Рифеншталь, но без унылых последствий для сторон. На приёме в день рождения Гитлера она увидела его опоясанного золотым поясом поверх красивого мундира песочного цвета, кинулась к нему с восторгом: «О, мой фюрер!» – И едва в обморок не свалилась. Она его любила.
Определённую силу демона блуда, его обработку, я испытал на себе. Двое нас, и третья женщина. Разные позиции, но мы заменили себя самих на возможных, стали равнозначащими, имеющими равную цену. И в неравён час на мою голову свалилось то самое: «Ах, какой мужчина!» – Не ездил я по свету, не познавал места, из Истры был в Ленинграде на курсах повышения квалификации следователей, а он из Куйбышева в командировке от авиационно-космического завода. Ранее, в Куйбышеве, мы дружили. И вот надо же случиться! Иду по улице в дневной час, пешеходов много, и тут чему быть – не миновать! Возник он, Борис Стрельников, перед моим носом среди пешеходов, как Байрон перед Шопенгауэром и его невестой.
И вот уже сейчас, через время – сорок лет спустя, по каким-то нижним причинам, яндекс-почта забита лаяньем этого чудища в мою сторону. Лучше нашей дружбы – хуже нет!
19. Готы – враждебные крестоносцы, москали – друзья. В качестве очевидного свидетельства существования народа, носившего имя «враг», данное ему другим народом, следует выделить этноним чудь. Такой вывод о чуди содержится у Фасмера М: «Чудь… обычно предполагают первоначальное значение «германцы» и происхождение из готского þiuda «народ». Но сравните также саамское, норвежское čutte, cuđđe; саамское, шведское čute, čude «преследователь, разбойник, название врага, притесняющего лопарей (в сказках)» [3, c. 378]. Прилагательное «чужой» одного корня с «чудь». Постепенно имя «чудь», о котором упоминает «Повесть временных лет» в рассказе о призвании Рюрика, теряет свою конкретность, меняет имя чудь на водь, и в быту становится обозначением прибалтийско-финского и угро-финского населения на северо-востоке России [1].
Несомненный интерес для нашей темы представляет язык прибалтийского племени ятвягов, который был вытеснен литовским и латышским. Однако в 1978 г. в северной части Беловежской пущи был обнаружен рукописный польско-ятвяжский словарик Poganske gwary z Narewu «Языческие говоры по Нареву», опубликованный в 1984 г. З. Зинкявичусом. Отметим любопытное противопоставление двух народов – «готов» и «москалей»: guti ‘крестоносцы’, drygi ‘москали’ [2]. Слово готы со значением «неприятель, враг» унаследовано прибалтами от более древнего состояния быта и культуры, когда готы были господствующим народом – войском в этих местах. Поэтому очередной враг, Тевтонский орден, крестоносцы, названы ключевым словом для понятия враждебности, точнее, символом врага – готы. Замечательно, что в этом «словарике» представлено также соотношение «враги – друзья», в качестве друзей в нём выступают «москали» – drygi. К числу культурно-исторических фактов, работающих на тему «немец – враг», заманчиво было бы отнести определение «немець – сврака», содержащееся в чешской рукописи XII в., известной под названием «Части языкам», в которой речь идёт о прозвищах народов. Так, например, «фряг (итальянец) есть лев», «алеман (бош) – орель»,
