дя из одного сражения еле живым, Никита узнал, что часть его лица изувечена, и стать прежней уже никогда не сможет. На теле также остались множественные шрамы, но под одеждой их невидно. Конечно же, граф Воскресенский не кисейная барышня, чтобы впадать в уныние из-за подпорченной физиономии, но в нем что-то надломилось. Желание жить стало не таким важным. Никита не признавался даже себе, что он просто поставил крест на возможности обзавестись семьей. Какие уж там девицы, ежели даже сослуживцы иной раз отводили взгляд от огромного красного шрама мужчины. Граф не придумал ничего более подходящего, чем вернулся на поле боя и продолжать отчаянно сражаться. По его мнению, таким образом, его существование принесет хоть какую-то пользу.
Спустя три года проведенных в военных лагерях, Никита смирился со своей внешностью. Шрам побелел и уже не выглядел настолько устрашающим, как в самом начале. Вот, только те, кто находился с ним рядом, отмечали остервенелость и отчаяние, с которым мужчина бросался на врага. Может быть, в глубине души, он жаждал прекращения своих мучений, но судьба оказалась к нему благосклонной. Хотя, Никита мог бы поспорить с этим. Но, не об этом. Несмотря на поражение российской армии, граф, за особые заслуги, получил от императора поощрение в виде земельного надела, аккурат близ его уже имеющихся владений. Вот так, желая отдать жизнь и погибнуть героем, граф Воскресенский остался во здравии, да еще и с наградой.
После возвращения в родные места, Никиту подбадривали его верные друзья, которые искренне того любили. Братья Андрей и Алексей Павловы всячески старались убедить графа в пустяковости проблемы. Мол, офицер, герой сражений, получивший увечья в честном бою, должен быть гордым, а не стыдиться. И им даже удалась эта затея на какое-то время. Но ненадолго.
Мужчина закрылся в своем доме, и много лет не выходил из него, не спрятавшись за специально изготовленной маской, под которой видны оставались только глаза и те части лица, которых не коснулось вражеское оружие. Его перемещения были исключительно между городским домом и деревенским поместьем. Он перестал посещать светские мероприятия. Даже в гости к Павловым сократил свои визиты. Особенно после свадьбы Андрея. Никите претила мысль, будто Агата Емельяновна его боится. Девушка и правда, поначалу от неожиданности испугалась, но вскоре поняла, что опасаться графа ей не стоит. Но того уже было не переубедить. Конечно же настоящие друзья не оставили его одного, но, чаще всего, проведать приезжали сами.
Вернемся к тому дню, когда закоренелый холостяк усердно работал в своем кабинете. Сегодняшний день был очень удачным и граф удобно расположился за письменным столом. Кухарка Марфа была старше мужчины лет на двадцать, и работала еще, когда живы были родители Никиты. Она, одна из немногих, кто остался в доме, и не стала обращать внимание на испортившийся характер молодого хозяина. В поместье были разные рабочие, но с графом они пересекались редко, а всем, как ни странно, заведовала именно Марфа. Женщина отчасти походила на серого кардинала, который тайно всем руководит. Никита только давал ей указания, а она уже передавала оные, кому следует.
И вот, Марфа тихо прокралась в кабинет, под видом уборки. Не ее это была забота, но дворовые девки не шли туда, где могли остаться с хозяином наедине. Боязно им было. Кухарка только возмущалась, но поделать ничего не могла. Никита велел не заставлять бедняг страх терпеть. И вот, женщина самолично протирала пыль с массивных полок книжного шкафа хозяина, но косым взглядом посматривала на него. Тот видел, что Марфа желает побеседовать, однако наперекор ее желанию делал вид страшно занятой. Иногда такие немые сцены даже забавляли Никиту. Он ждал, кто же первый сдастся. Чье любопытство пересилит. Наконец, женщина не вытерпела. Она отложила тряпку, подвинула стул ближе к письменному столу и присела напротив.
– Жениться тебе надо. – Вот так резко и без предупреждения начала Марфа.
Она, пожалуй, единственная, кто мог с графом так разговаривать и не навлечь на себя гнев хозяина. Никита тут же на нее уставился. Свет лампы отбрасывал жесткие тени. И без того пугающий шрам стал еще более зловещим. Мужчина все еще пребывал в задумчивости от того, что высчитывал какие-то цифры в уме. Посему его взгляд можно было назвать даже грозным. На деле же, он был просто отрешенный. Марфа оценила устрашающий вид графа. Ее глаза расширились. Никита вспомнил, что кухарка что-то ему сказал. Он нахмурился, порывшись в чертогах памяти. Слова женщины вызвали на его лице легкую ухмылку. У Марфы отлегло от сердца. А вот, сердце самого графа стало стучать чуть активнее. Мысль про семью все равно досаждала мужчине с периодичностью. Он как мог, с ней боролся. Не к добру подобные размышления. А тут еще и Марфа завела такой разговор.
– Прекрати. Что мне с женой делать? – Никита сделал безразличный вид. Будто ему совершенно неинтересна тема беседы.
– Знамо что. – Женщина чуть наклонилась вперед, двусмысленно заулыбалась и повела бровями. Речь ее была тихой, словно она ведала о какой тайне.
Никита снова был занят цифрами, но уловив игривый ответ кухарки, еле сдержал себя, как бы не засмеяться.
