стоит кому-то хоть немного напрячь фантазию и придумать очередной вброс.
Что реально беспокоит, а если быть точнее – интересует меня, так это сообщение, оставленное Джеро перед самой смертью. Его последние слова. Я все не могу выбросить их из головы. Засыпаю и просыпаюсь с ними. Пытаюсь понять, что именно он хотел сказать. Но сводится все к одному – парень просто заигрался и не захотел возвращаться в скучную реальность, понимая, что оставаться в игре вечно просто невозможно. А уж какую истину он там познал…
Впрочем, это не мое дело. Неплохо было бы унять любопытство.
Скоро воспоминания о нем растают в текстурах игры. Нужно только дождаться подходящего момента.
Помимо работы, я пишу несколько писем в службу поддержки и парочку системному администратору. Все хочу спросить, какой подарок я в итоге получил… Но никто мне не отвечает. Видать, слишком много сообщений получают. Не до меня.
Я снова надеваю чокер и перемещаюсь в «Элизиум». Отчасти мне нравится эта игра в расследования. Я посещаю чатрумы, слышу, что говорят другие, строю какие-то догадки, но все это лишь очередной способ убить время.
Иногда я просто забываю выходить из сервера и засыпаю в своей приватной комнате. К слову, чувство очень странное. Ты будто спишь наяву, но и в виртуальном мире тоже. Сон во сне.
Просыпаюсь, а за окном искрится рассвет. Только потом вспоминаю, оглядевшись вокруг, что я до сих пор в «Элизиуме», а в моей локации вечное время – 5:40 утра. Да и просторно так, в отличие от моей убогой студии в Нео-Сеуле, где я задеваю головой потолок.
Проверяю индикаторы физического тела. Все в полнейшем порядке, только голод – едва заметный, впрочем, его я совсем не чувствую, а чокер все же распознает.
– Ты так долго спал, – слышу я незнакомый мужской голос.
Резко оборачиваюсь в сторону кухни. За столом сидит Айя и смеется надо мной. Щелкнув пальцем, она возвращает свой голос.
– Испугался?
– Едва ли.
– Но ты и правда долго спал. Неужели в реальности никак не высыпаешься? – с неподдельным интересом спрашивает она.
– Как бы не так. Не хочу показаться грубым, но я не припомню, чтобы приглашал тебя сюда или желал видеть, – язвительно произношу я. Не то чтобы я намеренно хочу ее как-то обидеть, просто такая у меня манера общения. Не самая приятная.
Всего на секунду мне кажется, будто она и правда обиделась на меня. В комнате воцаряется тишина. И тишина эта не такая, какую ощущаешь в большом пространстве, где мало людей, а тишина давящая – неприятное и тяжелое безмолвие. Такую тишину я часто встречал в доме своей семьи. Так молчали мои родители, молчал мой старший брат, молчала его жена, так молчали пять моих бывших девушек, начиная со времен старших классов. Так звучит нелюбовь. Не ненависть или неприязнь. Именно нелюбовь. Здесь от всей серьезности происходящего воздух словно душит тебя.
Не говоря ни слова, я протягиваю руку к столу, открываю крышку от сигаретницы и вытаскиваю оттуда подобие длинной самокрутки с цветным фильтром. Затем
