– торопиться не к спеху.
Павлик наконец засопел часто – и выдохнул.
Клава знала этот выдох, сама встала. И он не держал.
Но пролежать с этим жирным бессмысленным боровом целую ночь было противно и представить на минутку. Это совсем другое – не то, что присесть к нему на бегу.
Разгрызая подряд вторую бомбочку – расщедрилась ради сыночка колдунья старая – Клава думала.
И когда соседка снова ушла на кухню – доколдовывать над кастрюлями, Клава тихо вышла в коридор, огляделась, не увидела никого – и пробежала к входной двери.
Вышла на лестницу, неслышно защелкнула за собой дверь и пошла вниз. Солидно и неспеша, как взрослая.
А кто сказал, что она не взрослая? Уже полгода как красные дни носит.
2
Вышла она в чем была – в джинсах и свитерке.
Дождя не было, а ветра много. Но май ведь уже, весна, мерзнуть не полагается. Скоро последние двойки растают и утекут – каникулы близко.
Клава пошла на свет: по своей полутемной Маяковке в сторону Невского. На Невском всегда что-то случается.
Но и дойти не понадобилось. Прямо напротив роддома к ней почти прижалась бесшумная тачка. Плавная и блестящая – высокий класс.
Выскочила на панель женщина в коже с перстнями и кулоном.
– Куда пошла одна, пацанка?! Не знаешь, что нельзя маленьким поздно? Марш-марш сюда быстро!
Схватила Клаву за руку и вдернула в машину.
В такую машину и вдернуться приятно.
Клава с теткой плюхнулись сзади.
Впереди рядом с водилой – мужик. Только большие плечи видны.
Тепло и рессоры покачивают. Захотелось задремать.
– Чего шляешься? Куда шла?
– Мать за бутылкой послала, – соврала Клава и испугалась: вдруг проверят, что денег при ней нет.
– Хорошая мать, – вздохнула тетка. – У меня бы ты только за пирожными в магазин бегала.
И спросила мужика – так, будто и не слышала рядом Клава:
– Ну что – подберем ее? Годится?
– А что с нее? В общую кучу если? Для тех, кто эти кильки любит?
– Кильку сейчас многие любят. Не всем лососину жирную.
– Если б девочка.
– А вдруг, – и повернулась к Клаве: – Тебе двенадцать-то есть?
– Четырнадцать! – обиделась Клава. – Я уже большая. Красные дни ношу.
– Килька-то – вон! Почти сардинка. Сейчас все длинные, не разберешь, – и снова к Клаве: – Чего мать-то: за мужиками посылает тебя?
– Нет! Она бы убила!
– Убила бы? Это хорошо. Ну-ка?
И опытным движением разом и расстегнула, и спустила ей джинсы.
– Ну-ка, говорю! Не зажимайся ты!
Клава покорилась ее пальцам, которые проникли глубже, чем это делал даже Павлик, не говоря о папусе.
– Точно! Девочка и есть! Натуральная! А говорят, нравов вовсе не осталось.
Обследование
