style="font-size:15px;"> Таким образом и обвинительный акт, и следствие были закончены одновременно. Прежде чем следствие было закончено, обвинительный акт писался. Познакомившись со следствием и увидав всю неполноту его, A.M. Щастный через меня, своего защитника, просил суд о допросе целого ряда свидетелей, лиц, при которых протекала вся его деятельность, и об истребовании тех документов, которые опровергали бы предъявленное против него обвинение. Суд, рассмотрев эти ходатайства вечером во вторник, отказал в вызове тех свидетелей, которые живут в Москве (Альтфатер), и предоставил мне лично пригласить тех свидетелей, которые живут в Петрограде.
Это Постановление мне было объявлено в среду, а дело было назначено к слушанию в 11 час. в четверг.
Таким образом, свидетелей, которые имели возможность прибыть на заседание, не допустили совсем, а тех свидетелей, которые не хотели явиться, мне предоставили вызвать и доставить в суд самому. В представлении документов и в истребовании их от следователя было отказано совсем. Дело шло, таким образом, без свидетелей защиты, без таких свидетелей, комиссаров Балтийского флота, при которых протекала вся деятельность Щастного.
2. Суд не посылал повесток и не вызывал свидетелей по делу. Поэтому из шести свидетелей явился только один, и то не свидетель, а обвинитель – гражданин Троцкий. Почти все свидетели по делу – Блохин, Дужек, Сакс, Флеровский проживают в Петербурге.
Мое ходатайство об отложении дела для вызова как этих свидетелей, так и свидетелей, мною вызываемых, осталось без уважения. Дело шло без свидетелей. Единственный свидетель, Троцкий, не был очевидцем деятельности Щастного, он знал о ней из третьих рук, через донесения Альтфатера, Блохина, Дужека, Сакса и Флеровского, и рассказывал нам на суде лишь о своих впечатлениях и догадках, а не о фактах. На этих догадках покоится весь приговор.
3. Обвинительный акт состоит из 14 листов, 17 обвинительных пунктов, дело же все более 135 листов. Мои ходатайства о выдаче копий с следственного материала были отклонены. Мне было сообщено об этом в среду и предоставлено самому снять копии, назначив дело на четверг и отобрав все производство в 6 часов дня для представления председателю суда. В назначении и допущении второго защитника мне было отказано, одному же мне охватить все семнадцать пунктов было чрезвычайно трудно, и, в конце концов, я нынче только узнал, что некоторым членам трибунала и лев[ым] с[оциал] революционерам] не было послано повесток, почему они не присутствовали на судебном заседании. Все эти декреты, недопущение защиты, искусственный подбор судей, лишение возможности подробно ознакомиться с делом благодаря отказу в копиях, лишение всяких средств к защите благодаря невызову свидетелей уничтожает значение суда. Такой приговор не есть оправданный приговор, такой суд – это не суд.
4. Я не могу полностью оспаривать приговор трибунала. Я для этого не имею времени. Но я укажу одно: ни одного факта контрреволюционной деятельности, ни одного документа, подтверждающего
