ей гораздо позже. А пока она чувствовала себя взрослой и очень мудрой по сравнению с Энджел.
В гостиной послышалось шуршание и голос Грэйс:
– Я закончила.
– Как кстати, – сказала Ирина, – я хочу тебе что-то показать.
И она побежала в свою комнату. Через минуту Ирина снова стояла рядом с Энджел, спрятав руки за спиной.
– О! Что это с тобой такое? – выпучила на неё глаза Энджел.
Ирина и сама чувствовала, что сияет, как надраенный медный чайник, но ничего не могла с собой поделать.
– Я было подумала, что русские вообще не улыбаются!
– Смотри, что у меня есть! – перебила её Ирина и показала привезённую с собой кассету.
– Музыка? – обрадовалась Энджел. – А вот и мой магнитофон! – Она перенесла магнитофон с комода на кровать. – Это русская музыка?
– Да, это я привезла с собой, чтобы не очень скучать по родине.
– Давай скорее послушаем – мне так интересно! – Глаза Энджел загорелись, но в следующую секунду снова погасли. – Но сначала кассету должен прослушать Керри.
– Что? – непонимающе уставилась на неё Ирина. – А, Керри… Так ведь это песни на русском языке. Он же ничего не поймёт. Какой же толк ему слушать?
– Точно! – опять ожила Энджел. – Давай её сюда.
Она вставила кассету в магнитофон и нажала «Пуск».
Ирина ожидала всего, но не того, что произошло в следующую секунду – внезапно тишину комнаты прорезал звук колокола.
Его появление здесь, в чужом мире, на чужой земле, показалось Ирине совсем неуместным. С каждой секундой он звучал всё отчётливее и смелее, затопляя всё окружающее пространство, подчиняя и захватывая сознание девушки и унося его куда-то далеко-далеко – на родную землю.
Потом послышался знакомый хриплый голос Игоря Талькова:
«Листая старую тетрадь расстрелянного генерала,
Я тщетно силился понять,
Как ты могла себя отдать
На растерзание вандалам…»
Эту песню Ирина слышала впервые.
В недоумении читая названия песен альбома на цветной вставке из подкассетника, она не находила ни одного, которое могло бы подходить под льющиеся из магнитофона слова.
«РА-ССИЯ», – грянул припев песни.
Подкассетник выпал из рук Ирины, а из глаз вдруг градом хлынули слёзы.
Она будто ослепла, не замечая больше ничего вокруг.
Внезапно её обжёг представший перед внутренним взором зов Родины, устремившей свой луч прямо к её томившемуся от одиночества сердцу.
Эта песня не просто брала за душу, она рассказывала Ирине – кто она и где её место, она давала почувствовать ту самую сокровенную связь, какую, должно быть, чувствуют мать и сын, когда матери приходится провожать сына на войну.
Ирина будто провалилась в раскрывшееся
