замок ранца, чтобы достать бумагу и пастель… Высокий лоб, утонченный, островатый нос, некоторая жесткость скул, но приятная впалость щек, большой завораживающий рот и губы, – хотелось прикоснуться к ним и прошептать: «Только ничего не говори!»
– Шедевр, – тихо произнес Евгений.
– Ты куда? – послышалось из машины.
И появилась третья голова, как и первая, коротко стриженая:
– Стой, перчик!
Первый молодец из «Мерседеса» внезапно умолк, оторвался от своих занятий, трансформировался из согбенного состояния в исходное, наконец заметил присутствие постороннего, сунул правую руку под мышку и безвольным тенором прозвенел:
– Ты, баклан, исчезни!
У Лескова всегда было туго с телепортацией в реальность, но он все-таки вроде как задвигал членами, стал озираться, куда бы исчезнуть.
– Перчик! – услышал снова, но уже дуэт – и до того истошный, что обернулся.
Девушка перегнулась через перила и полетела в воду. Взметнулся бордовый велюр, вызвал снопы брызг, на мгновение вздулся поплавком и скрылся из виду.
Лескова опять охватила дрожь: «Как?» Что-то там из параллельного мира прямо в ухо его же голосом или наоборот – душа изнутри ляпнула: «Вот дура!» Он посмотрел на бритоголовых, те путались в своих пиджаках и шнурках ботинок. Душа больше ничего не сказала, обернулась молнией. Ранец упал на тротуар. Тело, как в одежде было, перепрыгнуло ограждение и нырнуло в Мойку. Вода со страшной скоростью приблизилась, раздался позорный всплеск, будто в гору посуды. Куртка смягчила удар. Евгений запоздало вскрикнул и заработал руками. Надо признать, это вышло намного лучше прыжка. Несмотря на освинцовелую одежду, холодом обжегшую тело воду и элементарное неумение плавать, он очень шустро добрался до места падения сбрендившей девицы и усиленно греб ко дну. Там глубина-то весной не больше двух метров, проще разбиться, чем утонуть. Сколько искал ее под водой – неизвестно, но ему показалось мгновеньем. Тут же увидел светлую паутину волос, дотянулся, схватил и потащил наверх. Утопленница начала брыкаться, а когда вынырнули – вцепилась Евгению в лицо, закашлялась, захрипела, завыла.
Он отодрал ее руку, опешил и… понял почему: поспела трезвая оценка положения: «Что ж это когти у них такие?!» Девушка ударила его и зарычала:
– Пусти, ублюдок!
И Лесков лучшего ничего придумать не смог, как ответить:
– С ума сошла?
Девица была вне себя, хотя, откуда он знал, может это нормально. Взял и тоже ударил – она удивилась, а потом совсем заартачилась, стала яростно молотить руками и глотать воду. Бедолага Лесков подумал, что все кончено. Он не мог больше держаться: одежда тянула на дно, холод сковал и крутил винтом ноги, и еще эта сумасшедшая…
– Ах ты сучка! – раздалось где-то в небе. – Плыви, плыви! К краю плыви!
Евгений
