«людоеда». Поняв, по какой причине я к нему явился, тот поначалу решил взять меня на испуг:
– Комсомолец? – буркнул он, зыркнув злыми глазками в мою сторону.
– Так точно!
– Кто бы сомневался. А разве можно такое! читать комсомольцу?! – неожиданно гаркнуло чудовище.
– Конечно, – не моргнув, полез я на амбразуру. (Терять мне было нечего: пусть пристрелит прямо сейчас.) – Это же советский журнал… В составе его редколлегии, посмотрите, известные писатели, одни коммунисты, гордость страны; наверняка лучше нас с вами знают, кого можно печатать, кого – нет…
Антибиотик побагровел. Но тут же попытался сменить гнев на милость.
– Продолжение есть? – спросил он.
– Да, есть.
– Жду…
– Нет, – отрезал я.
Секундная пауза. Антибиотик вновь стал пунцовым, начиная походить на перезревший помидор.
– Не понял, – хрипнул он.
– Журналы нужно вернуть, – сказал я. – Вы же понимаете, они из библиотеки, их следует сдать, сроки поджимают…
– Сам виноват, – хихикнул садюга. – Ладно, отдам. Но с тебя последний номер. Жена, понимаешь ли, читает взахлёб. А я за ночь всё проглотил…
Пришлось пойти навстречу. Но, как оказалось, зря. Антибиотикша учудила, дав «на пару деньков» почитать подруге. Об этом заявил сам полковник. Всё шло к тому, что не видать мне этих самых журналов как своих ушей.
Друг Вовчик озверел. И было от чего: конопатый протуберанец грозил отставкой по всем статьям – «за подлость, низость и попранное слово будущего советского офицера». Антибиотик юлил. Ночной сыч Костик, так и не дождавшись последнего номера, перестал здороваться. Жить не хотелось…
Лишь через месяц, сложив в портфель номера разнесчастных журналов, пришлось ехать вместе с Вовчиком к очкастой, чтобы извиниться и вернуть товарищу благосклонное отношение девицы.
А потом были госы. Неблагодарный Антибиотик отыгрался на мне по полной, влепив в аттестат единственный подлый «трояк». А напоследок буркнул:[5]
– Не быть тебе коммунистом…
Как в воду смотрел: партия обошла меня стороной, даже не шоркнув.
Впрочем, вскоре всё забылось.
Но, как оказалось, не всё. В памяти навсегда остались Валентин Пикуль и его Распутин.
Рига, 1990 г.
Позже судьба свела меня с Валентином Пикулем ближе. Произошло это в то время, когда я, молодой офицер, проходил службу в Риге.
Не секрет, что по ночам работали Бальзак, Жорж Санд и Достоевский. Но впервые, что называется, вплотную столкнуться с феноменом «писатель-сова» мне пришлось в свой рижский период военной службы. В то время в латвийской столице творил великий мастер «пера и шпаги» Валентин Саввич Пикуль. Пикуль писал исключительно по ночам, и
Государственные выпускные экзамены в вузе.
