она знала, что я предлагаю. Помощь в будущем. Невыплаченный долг.
– Да. Поэтому подумай об этом. – Я остановилась у своего меча, со смешанными чувствами глядя на сверток.
Туманный – часть меня. Но теперь он меня не принимал, вызывая какую-то детскую обиду.
Я подняла оружие, вновь повесив его себе на спину.
Какой же тяжелый…
– Пора, – я сделала первый шаг. – И да, Майя, теперь расскажи мне все, что знаешь о появлении второго раскола…
II
Столкновение с настоящим
Даэвам даровано четыре вида внутренней магии: сила воплощений и исхода – для темной стороны, и сила чувств и сновидений – для светлой.
Каждый даэв рождается с одной из четырех сил. Но способности к управлению даром, как правило, у всех различны.
Мои ладони оказались непривычно мягкими, ни намека на загрубевшие мозоли, от которых не спасали никакие мази травников. Я свыклась с ними и давно перестала обращать внимание, но теперь, сжимая руки, принадлежавшие Майе, не могла себе отказать в удовольствии потрогать нежную кожу. Будто я и не упражнялась с Туманным ежедневно на протяжении многих лет.
Мы совсем недавно вышли за пределы леса и забрались на холм, чтобы отыскать главный тракт, ведущий к городу.
– Щекотно, – Майя дернулась и тихо засмеялась, поведя плечами.
Я сосредоточенно кивнула, перемещая свои пальцы с ее ладоней к запястьям.
Помня, что мы поменялись, когда девушка держалась за меня, я все же пришла к выводу, что, возможно, это произошло по моей вине. Хотя каким именно образом, пока даже не предполагала. За все годы жизни я ни разу не слышала о магии, способной обменять тела.
Колдовство имело четкие границы – четыре врожденных дара. У каждого даэва была предрасположенность к одному из них. У светлых – силы чувств и сновидений, их обладателей называли эмпатами и сомниумами, а у теневых, мортемов и скардов – дар воплощений и дар исхода…
Но теперь, вновь пробуя внушить Майе спокойствие, я почувствовала пустоту и где-то в глубине – едва отзывающийся холод. Чего-то недоставало, будто я сосуд, наполненный лишь на треть.
– Сара, ты молчишь уже несколько часов. Ты что-то вспомнила? – заглядывая мне в лицо, спросила девушка. – Когда я рассказывала тебе о расколе.
– Я… Мне просто надо время, чтобы осмыслить это, – призналась я, пытаясь отделить охватившие меня грусть, скорбь и недоверие друг от друга. Я привыкла препарировать свои эмоции. Порой, чтобы унять чужое горе, приходилось просто забирать его себе.
Уныние, горе, страх, гнев, зависть – я задохнулась бы, если бы не могла с ними справляться. И это неумолимо повлияло на мое поведение. Я редко улыбалась, смеялась и плакала. Моя сила иссушала мои собственные эмоции.
Хотя, по правде говоря, мало кто из подобных мне был способен на такое глубокое влияние.
