туфлями, и который обдумывал что-то очень важное, – у Вас были свидетели для допроса?
– Да, конечно, – оживился обвинитель и резко соскочил на ноги, в миг оказавшись посередине судебного зала.
– Тогда прошу, пригласить первого свидетеля к даче показания! – с этими словами судья уселся на место, чтобы было удобно дальше слушать.
Зашла, если это можно так назвать, по всей сути она просто появилась откуда-то, женщина лет шестидесяти пяти, невысокого ростика среднего телосложения. Она встала на то место, где когда-то светил прожектор и показывал фильмы из жизни Андрея, но теперь там стояла трибуна под её рост, сделанная всё из того же красного дерева, что и вся мебель в зале суда. Андрей поднял голову и увидел в этой женщине свою мать.
– Мама! – удивился он и приподнялся, будто хотел направиться к ней и обнять её, но вновь разряд тока ударил его по телу, и он плюхнулся обратно на стул. Женщина, словно не видела его, не обратила внимание на своего сына.
– Здравствуйте Марина Романовна! – улыбнулся с сарказмом обвинитель, в предвкушении очередной своей победы. Женщина кивнула в ответ. По её виду было непонятно, понимает ли она, где находится или нет. Она держалась уверенно, но сдержанно. Андрей узнал её в таком образе до боли родное. Это мама. Но что она здесь делает?
– Марина Романовна, – обратился вновь обвинитель к матери Андрея, – вы готовы отвечать на вопросы?
– Да, конечно, – утвердительно ответила она.
– Хорошо, – снова зашаркал по паркету своими лакированными туфлями Иларион Иннокентьевич, – начнём с главного вопроса: Андрей Петрович Замятин знаком вам? Если да, то кем он вам приходится?
– Это мой сыночек! – ласково ответила Марина Романовна.
– Отлично! – продолжил копать обвинитель, – И как вы его охарактеризуете?
– Мечтательный и впечатлительный! – задумалась она, – Некоторые его поступки шокировали меня и в плохом, и в хорошем смысле этого слова. Но он замечательный сын. Возможно, редко, когда повзрослел, приходил ко мне. Но ему надо было строить свою жизнь и свою семью.
– То есть, – прервал её Иларион Иннокентьевич, – вы хотите сказать, что он был и хорошим и плохим?
– Нет! – резко ответила мама Андрея, – Он был хорошим. По крайней мере лучше многих людей в мире и окружающих его и меня.
– Ну, а если хорошо подумать, – прищурил свои глаза обвинитель, глядя на женщину.
– У него не было тех поступков, которые можно назвать плохими или несущими зло кому-либо. Он был добр!
– Хорошо, – улыбнулся обвинитель и подошёл к месту, где был экран, показывающий фильмы из жизни Андрея, – тогда последний вопрос! А вот уход из семьи. Это хороший поступок? Оставить детей одних без воспитания отца? Сыновей? Будущих мужей! Это добро? – поднадавил он.
– Он в этом не виноват! – отрезала Марина Романовна напор обвинителя резко и беспрекословно, – Его жена относилась к нему по-свински. Вытирала об него ноги! Не уважала Андрея
