со мной произошло в доме у господина Дюбура, едва ли не самого богатого столичного откупщика. Меня послали к нему как к одному из тех, чье влияние и могущество без труда могли смягчить мою участь, но люди, что дали подобный совет, либо желали обмануть меня, либо не подозревали о черствости и испорченности этого человека. Продержав два часа в передней его дома, меня наконец впустили. Господин Дюбур, человек лет сорока пяти, только что встал с кровати и предстал передо мной в свободном халате, хранившем следы бурно проведенной ночи. Его готовили к утреннему туалету и собирались причесывать. Он отправил своего камердинера и спросил, что, собственно, мне от него нужно.
«Увы, сударь, – ответила я, – перед вами бедная сирота, которая за свои неполные четырнадцать лет успела познать все беды на свете».
И тут я ему подробно описала свои неудачи, трудности и отчаяние, которое я испытала, израсходовав все, что у меня было, обиды из-за многочисленных отказов в помощи, выразив при этом надежду, что он посодействует мне и поможет раздобыть средства к существованию.
Внимательно меня выслушав, господин Дюбур спросил, старалась ли я оставаться целомудренной.
«Я не была бы так бедна и столь стеснена обстоятельствами, сударь, если бы согласилась перестать быть таковой».
«Дитя мое, – возразил он мне, – а на каком основании вы заявляете о своих правах на благополучие, если не готовы поработать на него?»
«Я желаю работать, сударь, и не прошу ничего другого».
«Услуги такого ребенка, как вы, принесут не много пользы для хозяйства, у вас не тот возраст и не то сложение, чтобы использовать вас так, как вы просите. Однако если бы вы отбросили эту нелепую строгость нравов, то могли бы претендовать на изрядный успех у любого греховодника. И именно в этом направлении вам следует действовать. Целомудрие, которое вы выставляете напоказ, не приносит в этом мире никакой пользы, напрасно вы им кичитесь, вы за него не выпросите и стакана воды. Для нас, светских людей, подавать милостыню – одна из прихотей, которой мы менее всего склонны предаваться и которая нам более всего претит, а поэтому мы хотим возместить извлекаемые из карманов деньги. А что может предложить такая милая девочка, как вы, взамен нашей поддержки, если не полное согласие на все, что пожелают от нее потребовать?»
«О, сударь, неужели в сердцах людей больше не осталось ни доброжелательности, ни благородного сочувствия к ближнему?»
«Очень мало, деточка, ничтожно мало, пора освобождаться от мании бесплатно делать одолжения. Эта нелепость может на какой-то миг пощекотать самолюбие, но, поскольку его услады слишком призрачны и недолговечны, возникает потребность в компенсации более ощутимой, и становится ясно, что от такой девочки, как вы, куда приятнее заполучить в качестве награды все удовольствия, которые можно извлечь из ее растления, нежели щеголять тем, что подаешь ей милостыню. Репутация человека
