чужую роль, – ужаснуло Адалинду, и она бросилась к себе в покои.
С решением она не медлила. Бессмысленно объяснять происшедшее старой тетке. Адалинда положила немедленно отправиться в Неаполь, броситься к ногам Иоахима, рассказать ему все и убедить в правдивости этой невероятной истории. Однако время для исполнения этого замысла было уже упущено. Обманщик сплел свою сеть – и Адалинда стала пленницей в собственном замке.
Избыток страха придал ей отваги, если не мужества. Она сама отправилась на поиски своего тюремщика. Всего пару минут назад легкомысленная юная девушка, наивная и покорная, как ребенок, и также не ведающая зла – теперь она, казалось, повзрослела и стала мудрее, словно за несколько секунд приобрела опыт долгих лет.
В разговоре Адалинда держалась осмотрительно и твердо; бессознательное превосходство невинности над преступлением придавало ее манерам спокойное величие. Виновник всех ее бед в первый миг дрогнул под ее взглядом. Поначалу он пытался стоять на своем и не признавал, что он не тот, за кого себя выдает; но энергия и красноречие истины взяли верх над искусным притворством. Наконец злодей был загнан в угол – и развернулся, словно олень перед охотниками, готовый защищаться. Теперь настал ее черед оробеть: сила и энергия мужчины сделали его господином положения. Он объявил правду: он – старший брат Фердинанда, незаконнорожденный сын графа Эболи. Мать его, жестоко обманутая графом, так и не простила своего погубителя: она воспитала сына в смертельной ненависти к отцу – и в убеждении, что все преимущества, коими наслаждается его более счастливый брат, по праву должны достаться ему. Образования он не получил почти никакого – однако обладал чисто итальянской одаренностью, умением схватывать на лету и способностью к актерству.
– Вы побледнели бы, как смерть, – говорил он своей трепещущей слушательнице, – решись я описать все, что претерпел, чтобы достичь цели. Никому нельзя было доверять – я все исполнил сам. Что за славная победа, когда мы вдвоем – я и брат, отнявший у меня все, я благородный рыцарь, он униженный изгой – стояли пред лицом короля! И всем этим я обязан самому себе, собственной стойкости и упорству!
Вкратце рассказав свою историю, теперь он пытался добиться сочувствия Адалинды, что стояла, хмурясь и не поднимая на него глаз. Тысячью изъявлений страсти и знаков нежной привязанности старался он тронуть ее сердце. В конце концов, разве не его она любит? Не с ним ли виделась ночью на балконе виллы Спины? Здесь он беззастенчиво прибег к тем аргументам, что почти безотказно действуют на нежные женские сердца. Он напоминал, как бурным потоком изливалась навстречу друг другу их любовь – и щеки Адалинды окрашивал румянец; но все прочие чувства побеждал в ней ужас перед самозванцем. Он клялся, что, едва узы брака соединят их, он освободит Фердинанда, вернет ему доброе имя и титул – да что там, если она пожелает, и все состояние! Она холодно отвечала, что скорее
