но проверить-то надо.
– Ладно, шайтаны! Проверяйте! На Дерюгина она живёт, в восемнадцатом доме, квартира четырнадцать.
– Вот и ладушки, – обрадовался участковый и, не удержавшись, по-отечески ласково укорил хозяина квартиры: – Экий вы нервный, Рашид Юсупович.
– Будешь с вами нервным, – сердито проворчал начинающий приходить в себя Каримов. – Всё уже? Или ещё чего?
– Нет, больше ничего! Не извольте беспокоиться – дорогу мы сами найдём, – заверил его Саголатов и первый заспешил к выходу.
– Вы не переживайте так, – тихо проговорил Аветик. – Жизнь ведь длинная, и в ней всякое бывает. – В глубине души Григорян сочувствовал Рашиду. – Может, вы ещё и помиритесь со своей девушкой, – попытался оперативник ободрить вконец расстроенного парня.
– Ноги её в моей квартире больше не будет! – рявкнул Каримов.
– Что ж, как скажете. До свидания. – И Аветик заспешил вслед за участковым, который к этому времени уже вышел из квартиры.
– Вы просто скороход, Степан Артемьевич, – проговорил с улыбкой, догнав его на лестнице, Аветик.
– Не люблю я нервных. – Участковый состроил смешную мину.
– А кто их любит, – проговорил Григорян. – Только среди контингента, с которым нам приходится соприкасаться, добродушный люд встречается редко.
– И то верно, – вздохнул участковый и спросил: – Ты сейчас куда?
– Отзвонюсь следователю и съезжу к этой Переверзевой.
– А я, если ты не возражаешь, вернусь на свой участок.
– Не возражаю. Думаю, дама не будет отстреливаться из пулемёта.
– Я тоже так думаю, – улыбнулся участковый. – Если что, звони. Покудова, старлей.
– Пока, Саголатов.
Возвращаться в квартиру Поповой Григоряну не хотелось. Поэтому, оглядевшись вокруг, Аветик заметил пустую лавочку, стоявшую наискосок от детской площадки, и направился к ней неспешным шагом.
Присел, вдохнул пряный воздух, пахнущий вянущей листвой, жадно цветущими цветами, словно спешащими как можно полнее насладиться временем, оставшимся до первых заморозков, и влагой от маленького, пылящего искристой росой фонтанчика. На низких кустиках остриженной жимолости радостно чирикали воробьи.
«Хорошо-то как, – подумал Аветик, – не зря многие великие любили осень».
На ум ему невольно пришли строки Ованеса Туманяна:
Снова птицы прилетели,
Издалёка прилетели.
Прилетели, песню спели.
Осень на дворе.
Все в нарядных жёлтых платьях,
Ходят все по жёлтым листьям,
По стерне тихонько ходят.
Осень на дворе.
Кукарекай, петушок,
Спой же песню, мой дружок,
Осень на дворе.
Глава 4
Наполеонов откликнулся сразу:
– Ты чего, Григорян, звонишь? – ворчливо спросил он. – В квартиру подняться лень?
– Лень, – легко согласился Аветик,
