поколения. Родители, какими бы они не были развитыми и значимыми, не дадут своему отпрыску нужного воспитания и не научат его тому, как надо себя позиционировать и вести себя в жизни. Возможно, это я говорю потому, что в моей жизни все сложилось иначе.
Мой отец женился на Раине тогда, когда он в связи с проблемами по здоровью и не только, ушел от того, чтобы патрулировать пространственно-временные пути и трасы, отражать почти что постоянные набеги самых разнообразных врагов, которых всегда было немало у родинайцев. Относительно спокойная жизнь чем дальше, тем меньше радовала отца. Дело здесь было не в матери и не в нас, а в том, что отец привык к другой жизни и откровенно тяготился, как он считал, бездельем и ничего неделанием. Впрочем, скажу откровенно, по отношению ко мне отец был всегда заботлив, внимателен и справедлив. Я знал, что мне можно, и где та грань, за которой может последовать наказание. Оно было, как правило, не строгим и не суровым, а запоминающимся.
Тепло родителей согревало меня и придавало уверенности и какой-то надежности моему существованию. Я привык и не хотел идти обучаться в учебное заведение – ицлэн, так кратко называлась школа. Отец с матерью воспитывали меня сами, но иногда я ходил в школу к учителям, где время от времени меня экзаменовали. Я думал, что так будет все время, но отец решил по-другому. Мать не прекословила ему.
Когда мне исполнилось шестнадцать лет, срок по нашему исчислению крайне малый, поскольку наше детство заканчивалось в девять лет, отец в один из дней подозвал меня к себе. Он был чем-то озабочен, хотя виду не показывал, впрочем, я прекрасно знал, о чем свидетельствует такое его состояние, поэтому сразу же понял, что мне предстоит узнать что-то важное для себя.
– Сядь напротив меня, сын, – жестом указал Эноурай на вацилн (антигравитационное кресло).
Я послушно сел в кресло. В следующую секунду мои ноги уже болтались в воздухе. Вацилн поднялся вверх, и мои глаза оказались на одном уровне с глазами отца. Он улыбался мне еле видимой улыбкой. Его лицо было приветливым и излучало силу и расположенность. Отец был вдвое больше меня, но его размеры и сила не угнетали меня, а наоборот, поддерживали и были примером для наследования.
– Догадываешься, о чем мы поговорим, сын?
– О моей дальнейшей судьбе, – сразу же предположил я.
– Не только о твоей, о нашей общей. Поскольку ты – наше с мамой продолжение, следовательно, часть нас. Я хотел бы, чтобы ты постепенно начал становиться сам собой. Этот процесс займет у тебя всю жизнь. Начало ему положили мы с мамой, а продолжит это делать твой новый наставник и учитель.
– Ты решил отдать меня в школу?
– Я решил тебе дать путевку в жизнь. Те школы, где сейчас идет обучение, немного не то, что для тебя требуется. Уж слишком в них стандартно и зажато воспитывают учеников, преподнося им знания как на блюдечке в рафинированных условиях. Думается мне, что это – не для тебя.
