и были они холодны; Ро чуяла, что на нее направлено подразумеваемое и строгое недовольство почти всем, что б ни сказала она, почти всем, что она делала, почти всем, что думала. Уайли, разумеется, отмахивался от ее опасений как от преувеличенных; если Хэнны устали и слегка ворчали, то и Джоунзы тоже – долгий день, короткое терпение, к чему втолковывать очевидное? – но она все равно обиделась, визит оставил в ней ощущение смутной светской тошноты и неотступный вопрос: я нравлюсь Джерри или нет? Ответ на него она до сих пор не получила. Так как же знать ей наверняка, искренне их приглашают или же это извращенная эмоциональная игра? (При последнем своем посещении дома престарелых «Зачарованные сосны» Ро привезла матери коробку черепашек – ее любимых конфет, и номер ее любимого журнала – «ТВ-гид»[13] за ту неделю, где содержалось много-много телепередач, которые, как ей неоткуда было узнать, она никогда не увидит.)
– Почти ни на что уже не остается времени, – жалуется Джерри. – Ты заметила? Похоже, что доступный запас его – меньше, чем бывало раньше. Может, в нашей посуде времени образовалась медленная течь. Может, это всё черные дыры. Просто бесцельно всасывают в себя наши жизни, как пылесос.
– Не зря в колледже училась, – говорит Томми.
– В чердаке никаких дыр, – подтверждает Ро.
– Ну, ребята.
– Она такая, что жуть берет. Может, слыхала – есть такой тип людей, что книжки читают. Вечно в какую-нибудь нос уткнут.
– О боже мой! – восклицает Джерри, возбужденно привскакивая. – Ро, ты уже прочла «Блондинок в черном»? Томми, сладенький, кинь мне мою сумку рядом с твоим стулом. – Роется, извлекает затасканную книжку в мягкой обложке, где изображен ряд не отличимых друг от дружки манекенщиц в больших солнечных очках, выстроившихся для полицейского опознания. Она листает страницы. – Слушай. – Читает: – «Симбелин танцует. Жарко. Огни вспыхивают, вращаются, стробируют. Вздымается толпа. Жгут краски. Она танцует. На безупречном лбу ее сверкают брильянты пота. Многочисленные крохотные бусинки. Музыка рябит, как радуга, над ее мозгом. Она не танцует, танцуют ее. Она сбрасывает кожу. Та маленькая девочка по имени Бобби Джейн, некогда позировавшая на тракторе (тот был красный) в таком месте, что отсюда слишком далеко, оно, может, и не существует вовсе, – мусор под ее туфлями-лодочками седьмого размера. Локти и тела толкаются и трутся, но она не признаёт больше ничьего присутствия. Сегодня вечером звезда – она. Пушка фотографа взрывается у нее перед носом, и она попалась с разлетающимися волосами, руки чувственно взметнулись над головой, ее подтянутое аэробизированное «я» совершенно отдалось ритму жизни, о которой она мечтала. Она обнажает безупречные зубы. Губы ее полны. Она в экстазе.
Когда она и Джонни Сент-Джон возвращаются к своему столику, Безик отбрасывает волосы и тычет острым серебряным ногтем.
– Что это у тебя на платье?
Симбелин трогает пятно пальцем. Оно влажное.
– Ой, – говорит она.
Это была «сгущенка».
Джерри закрывает книжку
«TV Guide» (с 1948) – американский журнал с телепрограммой и телевизионными новостями, выходит два раза в месяц.
