зато энергии и умения ему не занимать. Верхней защитой он владеет безупречно.
– Какие еще есть новости? – спросил Штраус.
– Да, кажется, все только и говорят, что о тех двух убийствах. Только я, видишь ли, заработался и почти ничего не знаю.
– А не нашлось ли у тебя времени взглянуть на оружие и книги, которыми наш дорогой профессор был так занят в день своей смерти? Я слышал, они заслуживают внимания.
– Я видел их сегодня, – сказал Шлегель, закуривая трубку. – Райнмауль, привратник, провел меня в хранилище, и я помог ему снабдить предметы ярлычками, сверяясь с каталогом Музея графа Шуллинга. Все было на месте, только одной вещи мы недосчитались.
– Недосчитались? – воскликнул Штраус. – Тень старика Хопштайна, верно, горюет. Пропало что-нибудь ценное?
– По описанию, это должен быть старинный топор. Сам он стальной, а рукоять серебряная, с узором. Мы уже обратились в железнодорожную компанию – они наверняка найдут его.
– Надеюсь, – ответил Штраус, и разговор перешел в другое русло.
Когда огонь в камине догорел и бутылка опустела, друзья поднялись со своих кресел и Шлегель собрался уходить.
– Уф! Холодная ночь! – сказал он с порога, кутаясь в пальто. – А зачем ты надеваешь шапку, Леопольд? Разве ты тоже куда-то идешь?
– Да, пойду с тобой, – ответил Штраус, закрывая за собой дверь. – Чувствую какую-то тяжесть, – продолжил он, подхватив Шлегеля под руку и выходя вместе с ним на улицу. – Думаю, если прогуляюсь по морозцу до твоего дома, это поможет мне развеяться.
Шагая по Штефанштрассе и через Юлиенплац, студенты беседовали о всякой всячине, но, оказавшись на том углу Грандплац, где был найден труп Шиффера, они, само собой, вновь заговорили об убийстве.
– Вот здесь его и обнаружили, – заметил фон Шлегель, указав на занесенную снегом мостовую.
– Может, убийца и сейчас где-то поблизости, – сказал Штраус. – Давай-ка прибавим шагу.
Молодые люди уже готовы были покинуть печальное место, когда фон Шлегель вдруг издал крик боли:
– Что-то прорезало мне подошву!
Он наклонился и, пошарив руками вокруг себя, вытащил из снега маленький блестящий боевой топор. Оружие лежало так, что лезвие было слегка обращено кверху и потому поранило ногу студенту, когда тот на него наступил.
– Орудие убийства! – вскричал Шлегель.
– Топор с серебряной рукоятью из музея! – подхватил Штраус.
Несомненно, оба были правы. Убийца, судя по характеру ран, действовал именно таким топором, а два столь редких образца старинного оружия едва ли могли оказаться в одном городе. По видимости, злодей, совершив преступление, отбросил свой инструмент в сторону, и тот до сего момента пролежал под снегом примерно в двадцати метрах от места убийства. За минувшие двенадцать дней никто из проходивших по площади его не обнаружил. Это могло бы показаться странным,
