Только лучше сам что-нибудь рассказывай, мне лень говорить.
– Хорошо. Я могу читать тебе что-нибудь.
– Да, было бы здорово. Что ты сейчас читаешь?
Вопрос оказался таким неожиданным, что я чуть не выпалил: «Твои дневники», но вовремя сдержался.
– Вальтера Шелленберга, «Мемуары гитлеровского разведчика», – вспомнил я одну из книг, привезенных сюда, но решил, что Машу это не заинтересует.
– «Лабиринт»? Вот это да! – она прямо-таки просияла. – А я такую видела только в аудиоформате, да так и не скачала, но очень хотела почитать. Как она тебе?
– Пробирает, – ответил я.
– Почитаешь?
– Конечно. Я не так уж далеко ушел от начала.
Спустившись, я стал вытягивать из Раисы Филипповны всю возможную информацию. Поначалу она говорила скупо, отнекивалась, но постепенно оттаяла. Видимо, ей тяжко переживать все в одиночестве.
– Она, естественно, не сказала, что умирать ко мне пришла, – вздохнула старушка, – позвонила, спросила, сдам ли комнату, потом приехала, поселилась. Ну я ничего странного и не заметила – так, бледненькая, конечно, но этим ваше поколение не удивляет: сгорбленные и зеленые все, сидят за компьютерами. Ну, тощая – да мало ли таких! У меня внук почти такой же – за шваброй спрячется. Мы с ней хорошо поладили: когда в картишки перекинемся, когда в домино, когда телевизор вместе посмотрим. А в основном она редко выходила. Книги брала читать. Я и сама всегда читать любила, мы друг другу иной раз книжки рассказывали. Я тоже тут засиделась одна – поболтать не с кем. А потом… как-то она завтракать не пришла. Ну, думаю, спит еще, дело молодое, будить не стала. И к обеду не показалась, тогда уж я забеспокоилась. Постучала к ней. Ни ответа, ни привета. Ох, я тогда чуть Богу душу не отдала – такая тишина страшная, мертвая! Ну я и вошла, гляжу, а она лежит, зеленее больничных стен. Врача вызвала. Он ее осмотрел, у меня все, что мог выпытал, потом Маша очухалась, он меня из комнаты выгнал и долго с ней беседовал. А потом меня позвали и все рассказали. Врач орал благим матом, мол, Машу надо срочно в больницу. А она говорит: сначала в морг, а потом куда хотите. Карточки при ней не было – видимо, в больнице осталась. Документов тоже.
– Ну, Раиса Филипповна! – я аж подпрыгнул. – Как же вы комнату человеку сдаете, даже документов, не спросив?!
– Ну вот у тебя, голубчик, спросила, а раньше у меня такой привычки не было. Доктор меня тоже пропесочил.
– Много вещей при ней?
– Только рюкзак. Да что ей надо-то по дому ходить? Дома можно в одном и том же, пока не износится, да и то старье донашивать.
Я понял, что в рюкзаке, кроме тетрадок ничего и не было. И все-таки, как и откуда она пришла, не взяв ни карточки, ни документов, ни вещей… если она пришла сама, и какое-то время Раиса даже не замечала, что с ней не все в порядке, значит, она была еще в нормальном состоянии.
– Раиса Филипповна, а про родных она не говорила?
– Да как же не говорила! Она бы и не говорила, да вытянули. Матери она вроде как не знает, а отец пьет, и
