обладал редким умением озвучивать те мысли, которые Арлинг предпочитал прятать в самые дальние уголки сознания.
Он колебался ровно столько, сколько звучали шаги сиделки в коридоре. Дернулась ручка запертой двери, послушался стук, за ним еще один – громкий и настойчивый.
Арлинг подобрал трость и решительно шагнул к окну. Туда, где свистел ветер и грохотал гром. Ему не нужно было собирать вещи. Нож Бардарона, который он всегда носил в правом сапоге, был при нем. Больше в Доме Света Амирона ему ничего не принадлежало. Абир был прав – палуба пиратской галеры была ничем не хуже стен приюта.
– Привяжите меня крепче, – прошептал он, прислушиваясь к странному чувству, растущему в груди. Тоска, страх и тревога клокотали в нем, словно волны, разбивающиеся о камни. Мокрые глыбы щетинились острыми осколками, вырастая из голой, побитой ветрами и временем скалы. У этой скалы было имя. Когда-то ее звали Надежда.
Побег из божьей обители он не запомнил. Уже сидя в каюте Абира, Арлинг пытался собрать его по кускам – так стараются восстановить навсегда ушедший с пробуждением сон. Его обрывки тонули в морской пучине, уносимые подводным течением все дальше и глубже. Ему никогда не вспомнить то, что забрало время. И никогда не понять, почему это произошло именно с ним.
Спуск по веревке длился вечность. Внизу – распахнутые ворота ада. Ветер колотил его о каменную стену, дождь заливал лицо, попадая в нос и уши, мешая дышать и заставляя стучать зубами от холода. Затем тряска в карете вместе с дядей и незнакомыми людьми – они много пили, ругали дьявола и Канцлера. На полпути он провалился в сон и проснулся уже в кровати. Простыни пахли клопами и дешевым мылом. Где-то гремела посуда, разносилась брань и звуки драки. За окном по-прежнему лил дождь, но в комнате он был не один – кто-то шумно вздыхал, перемежая вздохи протяжными стонами и глухими ритмичными ударами. «Абир! – стонала женщина. – Тише, проклятый, мальчишка проснется». На миг они умолкали, но страсть не умеет вести себя тихо, и через какое-то время все начиналось заново. Арлинг старался не дышать, и еще долго лежал без движения, слушая храп утомленных любовников. Догадка, что все это происходило не с ним, переросла в уверенность.
Первые шаги на галере Абира откликнулись болезненными воспоминаниями о предательстве Дваро. Над головой хлопали гигантские крылья парусов, а в уши лились медовые слова дяди о его новом, третьем доме. Что-то подсказывало – скоро счет им будет потерян. Арлинг старательно изображал внимание, но сосредоточиться было трудно. Пальцы крепко вцепились в трость – под ногами была уже не замершая земля, а просмоленная древесина. И она двигалась. Верх, вниз, вбок, снова вверх… Будто он стоял на качающейся доске. Стоит сойти с нее, и все прекратится. Регарди сделал шаг в сторону, но пол повторил движение, словно приклеился к ногам. Желудок подкатился к горлу и остался там навсегда. А дядя продолжал расхваливать корабль.
«Черная Роза», молодая, двухмачтовая красотка, была рождена
