усиливая естественные запахи умирающей ели в центре комнаты. Чем сильнее в доме пахнет хвоей в канун нового года, тем богаче будет наступающий год, считалось в Сангассии. В Эйдерледже сосновыми и кедровыми ветками завешивали лестницы, из них плели гирлянды на окна и устилали ими пол вдоль стен в коридорах. Ароматические масла и благовония добавляли в лампы, курильницы и букеты из сухостоев столь обильно, что обычно Дэйра с трудом дожидалась первого дня нового года, чтобы скорее избавиться от хвойного запаха, который к тому времени надоедал.
Она потянула носом, но аромат хвои, который влетал и в распахнутые дверные створки ее палаты, не вызвал приятных воспоминаний. А вот яркие огни праздничных гирлянд, свечей и разноцветных ламп привлекали взгляд, словно свет мотылька.
Больные сидели на стульях, расставленных вокруг ели и рядом с окнами, и в полном молчании созерцали мерцающие фонарики, украшения на еловых ветках и груду коробок с бантами, которые изображали подарки. Для настоящих даров короба были слишком громоздкими. На некоторых порвалась праздничная обертка (хотя ее могли и порвать нарочно), из-под которой выглядывали грубо струганые доски. Очевидно, ящики колотили наспех.
Тишина настораживала. Двое нянечек и один санитар были заняты в углу помещения и на психов внимания не обращали. Они тайком распивали бутылку коньяка, которую кто-то из них спер из кабинета доктора Йорвика.
С тишиной определенно нужно было что-то делать. Дэйра посмотрела на таракана, сидящего на притолоке над головой охранника, перевела взгляд на психов и вдруг вспомнила, чем собиралась заняться, прежде чем дотянулась до стакана с водой. Вода окунула ее в омут прошлого, выбраться из которого с первого раза не получилось.
Покинуть это чертово место – вот, что ей было нужно.
Дэйра в последний раз с сомнением поглядела на насекомое, но ничего необычного в нем не нашла. Даже если это и был представитель древней фауны, случайно сбежавший из лаборатории сектантов, никаких знаков, отличающих его от домашних тараканов, у него не имелось. В Эйдерледже по осени часто заводились тараканы, приползающие с улицы на зимовку, и Дэйре не раз приходилось их давить. Этого она раздавила бы, не думая, но в отличие от тараканов Эйдерледжа, насекомое не убегало от одного ее вида. Что-то оно задумало там, на потолке, и Дэйра не хотела ему мешать. У нее имелось свое дело.
Ближе всех к двери ее палаты сидел Феликс Бардуажский. Маркиз вывалил язык и шевелил им из стороны в сторону, веселя соседей. Щуплый псих и толстяк, которого Нетэра назвала бывшим палачом Сангассии, Дэйру не заинтересовали, а вот верзила напротив вполне подходил для ее задумки. У человека было широкое мужественное лицо, руки-молоты и такие огромные плечи, что больничный халат натягивался по швам. Забинтованная голова не вызывала сомнений, что мужчина перешел дорогу очень влиятельному врагу, раз с ним расправились таким образом. Он был похож на наемника, и Дэйра задумалась, почему его не
