попытку, когда пожилой мужчина с седой мелированной шевелюрой высунул голову из-за двери.
– Я чую пиццу? – спросил он, устремляя взгляд на коробку, которую я держала в руках.
Констебль отдал честь.
– Старший детектив инспектор Адамс. – Он указал рукой на меня. – Вы верно унюхали.
Ого. Старший инспектор. Возможно, констебль хотел меня напугать и указать, что передо мной стоял человек, руководящий всем. Тогда ему стоило придумать что-нибудь получше. На лице инспектора мелькнула улыбка, и он, потирая руки, вышел на площадку. На нем не было формы, наплечная кобура с оружием, темные джинсы и серая рубашка. Констебль хотел ответить за меня, но я его опередила.
– У меня пицца для мистера Эвенса, сэр. Что, наконец, с ним произошло? Ваш коллега не хочет рассказывать, но мне необходимо объяснение для шефа, если я вернусь без оплаты. – Я состроила умоляющую мину.
Инспектор посмотрел не на меня, а на коробку в моих руках, словно он умирал от голода. Он откашлялся.
– Мистер Эвенс был убит. Примерно полчаса назад. Соседи услышали пронзительный крик и вызвали полицию, – сказал он и спустился ниже, его взгляд был обращен ко мне. Он сощурил глаза, затем улыбнулся. – Вы пришли очень кстати. Мы вынуждены были отправиться сюда, не поужинав. Сколько стоит пицца? – Одной рукой он указал на коробку с пиццей, а другой стал шариться в кармане брюк.
Тем самым он продемонстрировал то, что я считала еще одним старым клише об англичанах – черный юмор. Только англичанам может прийти в голову съесть пиццу, заказанную человеком, который был убит, так и не получив свой заказ. Ну да, мистер Эвенс никогда ее не заказывал, но инспектор, конечно, не знал об этом. Значит, мне придется отдать свою пиццу, чтобы все выглядело по-настоящему. Но у меня уже успел пропасть аппетит. Мысль, что всего в нескольких метрах от нас лежал мертвый человек с пустыми глазами… писатель, которого я должна была поцеловать… Холодные мурашки пробежали по спине. Инспектор вытащил бумажник, открыл его, однако не нашел там денег. Он недовольно сжал губы. Затем повернулся в сторону квартиры.
– Лэнсбери! Иди-ка сюда! – позвал он. – Пожалуйста, подождите секунду, у моего коллеги, наверняка есть наличные. Мы не задержим вас надолго.
У меня еще было несколько минут.
– Что все-таки случилось? – снова спросила я. Может, голод инспектора сделает его более разговорчивым, чем констебля. Последний бросил на меня предостерегающий взгляд, который я просто проигнорировала.
– Это не для хорошеньких девичьих ушей, – ответил инспектор, подмигнув, но это меня не убедило. Серьезность в глазах лишала его речь легкомысленности. Это напомнило мне выражение лица мамы, когда она рассказывала мне о происшествиях. Конечно, все полицейские со временем покрывались черствым панцирем, чтобы справляться с тем, что им пришлось пережить, они просто вынуждены были так делать. Но они были и оставались сочувствующими людьми.
