почти полгода. Надо за это время все кардинально изменить.
– Легко сказать, – хмыкнул Любашин. – Как ты себе это представляешь?
– Я давно об этом размышлял, Николай. Нам срочно нужен новый главный режиссер.
– Ты запамятовал, у нас есть главный режиссер – Егор Тимощук.
– Во-первых, он не главный, а лишь исполняет его обязанности. Во-вторых, нам нужен совсем другой человек.
– Чем тебя Тимощук не устраивает? Я знаю, ты его не любишь, потому что он антисемит.
– Антисемит, – кивнул головой Блюмкин. – Но мало ли в мире антисемитов, всех не любить – никаких сил не хватит. Я не люблю его, потому что мне он не нравится, как режиссер. Как говорят в некоторых кругах, он не дает кассы. И уверяю тебя, не даст. Понимаю, он твой протеже, но сейчас не то время, когда следует исходить из таких критериев.
– Положим, протеже он не мой, а Дивеевой. Ладно, ты прав, – неохотно признал Любашин. – но представляешь, как взбеленится Валерия, если мы его переведем просто в режиссеры. Она и без того регулярно выражает недовольство, что я его официально не делаю главным.
– Знаешь, когда театр закроется, негодование нашей примы потеряет всякое значение. А если идти на поводу у нее, это непременно случится. Или ты в этом сомневаешься?
– Уже не сомневаюсь, – вздохнул Любашин. – Но кого назначить на эту должность? У меня подходящей кандидатуры на примете нет. Что скажешь?
Какое-то время Блюмкин молчал.
– Мне вчера стала известна одна новость. Пока о ней никто не знает, но мой знакомый финансовый директор из одного театра сообщил мне ее по секрету.
– Давай выкладывай, – нетерпеливо призвал Любашин, так как Блюмкин замолчал.
– Из Большого Академического театра увольняется Юхнов. Точнее, на самом деле его увольняют. В общем, история не совсем ясная, но может быть уже завтра он станет безработным.
– Ты с ума сошел! – Любашин даже поднял руки вверх. – Только нам ко всем бедам не хватает этого скандалиста. Насколько я помню, его выгоняют уже из третьего или четвертого театра.
– Возможно, я не считал, – пожал плечами Блюмкин. – Зато на его спектакли ломится зритель. И пишутся большущие рецензии.
– Ругательные.
– Разные. Много хвалебных и даже восторженных. Но даже, если ругают, это совсем неплохо. Куда хуже, когда совсем ничего не пишут, как о наших спектаклях. Другой кандидатуры не вижу, которая способна встряхнуть наше болото.
– Тебе не кажется, Яков Ефимович, что так недопустимо говорить о заведении, в котором ты получаешь зарплату.
– Сейчас тот случай, когда надо говорить правду. Или ты так не считаешь?
– Пожалуй, ты прав, – грустно вздохнул Любашин. И подумал, что если осторожный и практичный Блюмкин заговорил в таком ключе, значит, дела действительно хуже некуда. – Я подумаю над твоим предложением. А этот твой Юхнов согласится пойти в такой маленький театрик? Он же привык к большим и знаменитым.
– А
