совсем. Я не спешил работать подпоркой и колебался. И он это заметил. Глаза его потемнели, а лицо из добродушного стало не злым, нет, а каким-то расстроенным, словно дверь, в которую он постучал с цветами, так и не открылась. Его рука не дернулась ни к автомату, ни к кобуре, он просто стоял и давал мне время принять решение. Я до сих пор не знаю, стал бы он меня тогда в той непростой ситуации принуждать или же отпустил с миром? А как бы тогда дошел? Дождался научников? А если бы не дождался?
В общем-то, долги отдавать не люблю и при случае быстро о них забываю, но в тот момент отказываться все же не стал. Что-то в его лице, в глазах заставило меня поступить так, как я поступил. К этому сталкеру у меня не возникало неприязни, а даже наоборот, какая-то симпатия, что редко со мной случалось. Я словно почувствовал, что сделаю правильный выбор, если останусь, что из хороших отношений с этим человеком приобрету намного больше, нежели уйду налегке.
Я молча, подошел, встал ему под правую руку. Он навалился, и мы захромали через пустошь на северо-запад в сторону Янтаря.
Глава 4. Чинга
Он предупредил, что его имя не склоняется, при всех обстоятельствах остается неизменно Чинга. На мой вопрос, что за странное погоняло, пояснил: окрестили его на Янове, где обитал первое время. В прошлой жизни работал лесником – читает следы, как родную речь, на отстрелах волков поднаторел класть кучно и в яблочко. Эти таланты не остались незамеченными. Чингачгук сократилось до Чингач, а потом и вовсе стал Чинга.
Разумеется, об этом он поведал мне не в тот раз. Тогда мы ковыляли молча. Чинга сказал, что слушает зону и разговоры ему мешают. Он был очень сосредоточен. На привалах говорил скупо, лишь о том, что касалось насущного.
Сталкер хотя крепился, но был плох. Лицо его посерело, рука на моем плече совсем не держалась. Я предложил остановиться и дождаться встречного отряда. Он отказался, сказал, чем быстрее повидает Птаха, тем больше шансов. На одном из привалов Чинга попросил помочь перетянуть рану. Я понимал, для чего это надо, и не задавал глупых вопросов.
Ему понадобился мой брючный ремень. Я с готовностью его предоставил. Сделав из кожаной полосы двойную петлю особым способом, сталкер наложил ее выше жгута, сантиметров на пять, концы передал мне. После того как все устроили, медленно ослабил жгут, пуская по артерии кровь. Повязка тут же окрасилась красным.
– Ядрена копоть, – проговорил он, разлепляя спекшиеся губы. – Давай затягивай.
Я сделал, как было сказано. Чинга перевязал жгут выше ремня.
– Все, снимай.
Попачканный кровью ремень вернулся в родные шлевки.
Некоторое время мы сидели молча. Я попытался заговорить, узнать, где он кинул якорь и к какому берегу причалил, но Чинга не ответил. Бледный, сидел с закрытыми глазами, привалившись спиной и затылком к дереву. На мой вопрос, как он, вяло покачал кистью. Глядя на эти слабосильные движения окровавленными пальцами, побоялся, как бы
