больше чем мышечной массы, ручки как спички, а мимо них проскакивали так, будто на этом месте Тер-минатор какой-нибудь стоял! А они и считают: вау, нас боятся, мы самые крутые, а кому мы не нравимся, тех мы запугаем и порвём. Вот так: пока мы брезгливо шарахаемся от этой шпаны или не хотим связы-ваться, они будут распускаться ещё больше. Человеческий язык они не понимают, зато хорошего тумака понимают сразу. «Человек дождя» пошёл на крайность, но он доказал: против решительного отпора эти «крутые хозяева жизни» бессильны. Может теперь все эти Федотовы, Бариновы и Стругальские побоятся открыто демонстрировать своё поросячье рыло, вот так! – Снова откашлявшись, Михаил Олегович по-правил галстук, коснулся пальцами волос и заключил своим обычным беспристрастным тоном:
– Я вас совсем замучил? Увлёкся, забыл, что я не в зале суда, а вы всё же работаете…
– Мы как раз закончили обсуждать дела, – ответила Синдия. – перед вашим приходом мы как раз обменивались мнениями.
– Один мой школьный друг тоже от этих придурков пострадал, – подал голос Антон. – Это лет одиннадцать назад было, в девяносто втором году. Пацан из интеллигентной семьи, отличник, водку в беседке не глушит, матом не ругается, в подворотне не болтается, и дворовая шпана решила, что он лох, которого можно подоить и обложила его данью, а чтоб платил охотнее, избили его. А в милиции даже слушать его не стали: мол, хулиганы ещё неподсудны, много им не дадут, а они потом хуже отомстят. А позже главарь этой дворовой своры с лестницы слетел так, что оказался в инвалидном кресле, позвоноч-ник сломал… Так его шайка и распалась.
– А твой приятель? – спросил Михаил Олегович.
– Он записался в секцию кикбоксинга, – ответил Антон, – до сих пор тренируется, дерётся лучше чем в кино и иногда метелит таких вот Стругальских и Шквариных. Его уже знают и побаиваются. Как-то шли мы с ним, а навстречу трое гопников, уже поддатых, так его увидели, притихли и бочком мимо про-шмыгнули. Я удивился, мол, что-то новенькое, обычно они даже милиции не боятся, а мой одноклассник отвечает: они помнят, что я хуже милиции, я двоих из них уже несколько раз по асфальту катал. Он во-обще немного псих, с ним действительно связываться боязно.
– А кто это? – спросила Синдия.
– Вы его не знаете… Может, если как-нибудь придёте в школу на вечер встречи выпускников, я вам его покажу. Он школьные праздники не пропускает.
– Записаться бы и мне тоже в секцию?.. – задумчиво спросил сам себя прокурор.
– А разве вы не занимались никакой борьбой? – Синдия обратила внимание на перекатывающиеся под тонкой рубашкой прокурора накачанные мускулы.
– Тренировался, но уже года полтора как перестал ходить в секцию, только в спортзале разминаюсь четыре раза в неделю, – Михаил Олегович снова дотронулся до своей безукоризненной причёски. – А последнее время подумываю снова заняться
