при виде своего мужчины, – прогревать ему мот, писать стихи и вваливать на заднем. Так уж вышло… что и в моей безрассудной кошачьей судьбе, где, казалось бы, не осталось места для постоянства, веры и верности, где все девять жизней – сама по себе, но в каждой из них всегда было место для нежности…
Мы так и сидели молча, будто ожидая чего-то. Я чувствовала себя как впервые, когда все либо вот-вот прекратится, либо дойдет до самого конца. Шевельнуться боялась. Просто, когда ты ни с чем не связана, только люди, которые тебе нравятся, люди, которых, несмотря ни на что, смогла полюбить, они-то и есть твоя последняя родина. Очень страшно в такие моменты оказаться вновь в невесомости, – очень страшно оторваться от себя самой…
Тишина тем временем все сильнее сковывала нас – меня, во всяком случае; словно соревнование – кто первый не выдержит и раскроет рот. Рука на одеяле: нагнись и дотронься. Но разве я могла упустить возможность воспользоваться ситуацией и нарочно не припирать его к стенке? Молчание – лишь способ выявить, кто сильнее, а тактика выжидания – всегда открывала свободный коридор в траектории «противника» на длительные дистанции.
Я посмотрела через плечо – робкий взгляд, – в нем вся правда о себе, о своей неприкаянности, и невероятной с ним схожести: несмотря на всю внешнюю независимость, ни он, ни я не могли без опоры. Всю жизнь мы осознанно стремилась это опровергнуть – и тем самым лишь подтверждали. И нет смысла читать мораль, – эта жизнь сводит людей с ума и накладывает отпечатки. Но все же, как удивительно, когда всего один человек, случайно пришедший в твою жизнь, может в корень ее изменить. Просто своим появляется в одночасье, как снег на голову он рушит всё, что окружало тебя до этого, причем рушит тем, что остается самим собой, таким, какой есть. И ты неминуемо и бесповоротно начинаешь любить его таким и в первые полторы секунды вашего общения принимаешь единственное женское в своей жизни решение – решение, с каким мужчиной идти по жизни. Каждая минута сверх этих первых полторы становится оброком, который не столь велик, если награда действительно того стоит. Да, и какие здесь вообще могут быть еще сомнения, когда после бурной ссоры тебе натягивают на плечи край одеяла, укрывая от порыва прохладного ветра с открытого тобой же окна?
«Обвинения вновь я с него все сниму
И расчищу от грязи дороги.
Но одной все равно с ним дорогой пойду,
Даже если переломаны ноги…»
Перелом тогда случился болезненный. Закрытый, в трех местах и за две недели до поездки Макса на соревнования. Полгода мне потребовалось на восстановление, еще почти столько же, чтоб вернуться к надлежащему уровню жизни и катания. Именно тогда после усмиренного эмоционального всплеска: «Зачем?» и «Для чего снова?», лежа в четырех белесых стенах с загипсованной ногой и наблюдая по экрану планшета с крахом провалившееся выступление Макса, а вслед за ним полнейшую просадку его бизнеса на фоне очередных экономическо-банковских реформ,
