Это мысль!..
Как этот человек трещит!
– Я не политик, – сказал Сомс.
– Держаться на ринге! Новая формула! Мы к этому бессознательно и шли. А что касается торговли… говорить, что мы не можем жить, не торгуя с той или другой страной, – это чепуха, дорогой мой Форсайт. Мир велик – отлично можем!
– Ничего в этом не понимаю, – сказал Сомс. – Я только знаю, что нам надо прекратить страхование этих иностранных контрактов.
– А почему не ограничить его странами, которые тоже борются на ринге? Вместо «равновесия сил» – «держаться на ринге»! Право же, это гениальная мысль!
Сомс, обвиненный в гениальности, поспешно перебил:
– Я вас тут покину – иду к дочери!
– А-а! Я иду к сыну. Посмотрите на этих несчастных!
По набережной у Блэкфрайерского моста уныло плелась группа безработных с кружками для пожертвований.
– Революция в зачатке! Вот о чем, к сожалению, всегда забывают, Форсайт!
– О чем именно? – мрачно спросил Сомс.
Неужели этот тип будет трещать всю дорогу до дома Флер?
– Вымойте рабочий класс, оденьте в чистое красивое платье, научите говорить как мы с вами – и классовое сознание у него исчезнет. Все дело в ощущениях. Разве вы не предпочли бы жить в одной комнате с чистым, аккуратно одетым слесарем, чем с разбогатевшим выскочкой, который говорит с вульгарным акцентом и распространяет аромат опопанакса? Конечно, предпочли бы!
– Не пробовал, не знаю, – сказал Сомс.
– Вы прагматик! Но поверьте мне, Форсайт, если бы рабочий класс больше думал о мытье и хорошем английском выговоре вместо всякой там политической и экономической ерунды, равенство установилось бы в два счета!
– Мне не нужно равенство, – сказал Сомс, беря билет до Вестминстера.
Трескотня преследовала его, даже когда он спускался к поезду подземки.
– Эстетическое равенство, Форсайт, если бы оно у нас было, устранило бы потребность во всяком другом равенстве. Вы видели когда-нибудь нуждающегося профессора, который хотел бы стать королем?
– Нет, – сказал Сомс, разворачивая газету.
VIII
Бикет
Веселая беззаботность Майкла Монта, словно блестящая полировка, скрывала, насколько углубился его характер за два года оседлости и постоянства. Ему приходилось думать о других. И его время было занято. Зная с самого начала, что Флер только снизошла к нему, целиком принимая полуправильную поговорку: «Il y a toujours un qui baise, et l’autre qui tend la joue»[6], – он проявил необычайные качества в налаживании семейных отношений, однако в своей общественной и издательской работе никак не мог установить равновесие. Человеческие отношения он всегда считал выше денежных. Все же у Дэнби и Уинтера с ним вполне ладили, и фирма даже не проявляла признаков банкротства, которое ей предсказал Сомс, когда услышал от зятя, по какому принципу тот собирается
Всегда один целует, а другой подставляет щеку
