сынок, говоришь, только домой ей взад никак нельзя, позор это, и нам тоже позор. Так что и выбора у нас у всех нет. Надо что-то делать.
На том и порешили, спросить саму грешницу, как делу быть.
В тот же вечер Аленка Шихова, обливаясь слезами, умоляла мужа не возвращать ее матери и делать с ней, что пожелает.
Федор поверил и, как настала ночь, лег вместе с женой в постель. Только уснули, как вдруг кто-то толкнул его, да так, что тот кубарем с постели на пол. Вскочил Федор, не понимает что к чему, глаза таращит, темно же. Взял светец, зажег лучину, поднес к кровати, глядь, а жена румяней румян лежит себе, раскинулась и руками, стыд-то какой, гладит себе причинное место и улыбается.
– Чур меня! – закричал Федор.
– Что стряслось? – приподнялась с постели Аленка.
– Охульница[8]! Опять с нечистым блудила?
– Да нет, кажется, просто сон был дивный: луг, цветы, стрекозы и бабочки, и кашкой пахнет, это цветок такой, знаешь?
– Видел я твой сон, ишь, руки распустила!
– Правда? Я это не сама, это он против воли мною водил, надсмехался! Что же делать-то?
– А вот что! – Федор приосанился, – будем изгонять из тебя беса.
– Как?
– По-всякому, прежде всего молитвой, не поможет, сделаем так, чтобы ему в твоем теле стало неповадно.
– Да разве ж он там?
– Знамо дело, где же еще?
– Я крест теперь не снимаю, нечистый креста боится.
– Видел я, как он боится, мало креста, надо слово Божие против него…
– Страшно мне!
– Зато потом, когда беса прогоним, будет хорошо, а то, смотри, не согласна, так посажу в сани и к матери, на позор.
– Я согласна, – прошептала Аленка, – только бы душу не погубить.
– Бог даст – справимся….
Cкучно зимой в деревне. Летом хоть и работы невпроворот, а все радостнее, солнышко светит, лес полон грибов и ягод, речка Царева журчит на перекатах. Она хоть не велика, не как Сухона, но все-таки лучше, чем одни лесные чащобы.
Замуж Аленку отдали хоть и в соседнюю волость, недалече, но все равно – чужбина. Она выросла в большом селе Устье-Печенгском, привыкла, когда много народу, особенно летом. По Сухоне идут струги и барки. Кого только не повидаешь в этих местах: купцов русских и иноземных с товарами, стрельцов государевых, кои посланы на Сухону искать разбойных людей.
Сама Аленка разбойников не видала, но соседские парни говаривали, будто стан у них был на том, на диком берегу, в устье малой речки. Там жили и хоронились под ветлами, а как завидят стружок купеческий – на весла и давай грабить. Атаман у них был из войска самого пана Лисовского, а помощник у него – местный одноглазый Семка по прозвищу Кривой. Когда шайку окружили, атаман обернулся соколом и улетел, Семка бросился в воду, превратился в налима. Стрельцы его ловить, а он скользкий, извернулся и ушел на глубину. Остальных разбойников повязали и увели в острог. Больше о речных
Охульница – лицо, совершающее, что то предосудительное, от слова хулить-порочить, осуждать.
