резко умолк, смутившись, но воспоминание о том, что произошло с одинокой белой женщиной на уединенной ферме недалеко от Лавджоя, ожило в сознании обоих.
– Эти ниггеры могут поступать с нами как захотят, и Бюро их поддержит, и солдаты с оружием тоже будут на их стороне, а мы не можем даже голосовать, мы ничего не можем.
– Голосовать! – закричала Скарлетт. – Голосовать! Что, скажи мне, общего между этим вашим голосованием и нашими делами, Уилл? Мы же о налогах толкуем… Послушай, всем известно, какая у нас хорошая плантация. Мы могли бы заложить ее и взять сумму, достаточную для уплаты налога, если все же придется.
– Мисс Скарлетт, вы ведь не дурочка какая-нибудь, а рассуждаете иной раз… У кого есть деньги под залог вашей собственности? У кого, кроме как у саквояжников? А они-то как раз и стараются оттягать у вас «Тару». Все имеют землю. Земля всех кормит. Нельзя вам выпускать из рук землю.
– У меня еще есть бриллиантовые серьги, от того янки. Можно бы их продать.
– Мисс Скарлетт, кто у нас тут такой денежный, чтоб размахнуться на сережки? У людей денег нет купить ребрышки мясные, а вы – побрякушки. Вот у вас есть десять долларов золотом, да? Могу поклясться, у большинства и этого-то нет.
Они опять замолчали, и у Скарлетт появилось такое ощущение, будто она головой пытается пробить каменную стену. За последний год ей много таких стен попадалось.
– Что будем делать, мисс Скарлетт?
– Не знаю, – сказала она тусклым голосом.
Ей вдруг стало все равно. С этой последней стеной вышло уж чересчур. Навалилась такая усталость – все кости заболели. Для чего работать, бороться, все силы свои выматывать? Такое впечатление, будто в конце любой схватки ждет поражение, стоит и над ней посмеивается.
– Не знаю я. Только не говори папе. Это его может встревожить.
– Я и не собираюсь.
– Ты кому-нибудь еще говорил?
– Нет, я, как приехал, сразу к вам.
Да, подумала она. С плохими вестями все всегда сразу к ней, и она устала от этого.
– А где мистер Уилкс? Может быть, у него появятся какие-то соображения.
Уилл повернулся к ней, взгляд опять сделался мягкий и глубокий. И опять она почувствовала – как в первый день, когда Эшли только появился у них, – что Уилл знает все.
– Вон там, в саду, ограду делает. Я слышал топор, когда лошадь ставил. Но у него нет денег. Что у нас, что у него.
– И что же, мне нельзя поговорить с ним об этом, так?
Она фыркнула, вскочила и отбросила кусок ватного одеяла, в который кутала ноги. Уилл сделал вид, что не обиделся, сидел себе потирал руки перед огнем.
– Шаль возьмите, мисс Скарлетт, на дворе промозгло.
Но она вышла без шали, потому что за ней пришлось бы подниматься наверх, а увидеть Эшли и выложить ему свои беды требовалось
