align="right">Сергею Есенину,
Владимиру Высоцкому,
Игорю Талькову
Белый свет расплескался в тумане —
неприметен, как слёзы из глаз.
Нас, увы, он уже не обманет,
просто эта игра не для нас.
В час молений, страданий, разлуки
были мы от любви далеки,
и сплетались безвременья звуки
под ворчливым журчаньем реки.
Далеки наши небыли-были,
далеки наши всплески надежд.
Не любя, мы уже отлюбили,
лишь осталась гламурность одежд.
И осталось стремленье гармоний
всё загнать в многолетний обман.
Нам Есенин сыграл на гармони
про рязанский любовный туман
и про тонкие кудри осины,
что дрожат на московских ветрах.
Жаль, что мы у него не спросили:
как там жизнь в Зазеркальных мирах?
Может быть, там поэтов не любят,
и любовь – как туманный мираж?
Может, страсть в Зазеркалье погубит
и Пьеро потеряет плюмаж?
Только свет, только белые пятна
по туманному шёлку плывут.
Эй, поэт! Возвращайся обратно!
Может, здесь нас когда-то поймут.
Соловушка
Не пропетый песнями,
не рассказан сказками,
городами-весями
вдрызг уже потаскан я.
Тени подзаборные
мне грозят из небыли.
Мысли беспризорные:
жил ли? или не жил я?
В темноте, как облики,
городские улицы.
Лунный луч из облака
тянет к горлу щупальца.
Ах, не пой, соловушка,
мне про небыль русскую.
Слёзы – словно кровушка,
да тропинка узкая.
Да осталась музыка,
та, неподгитарная.
Труден путь наш узенький,
но поётся ария,
но романсы слышатся.
Ветер плачет весело,
пролетев над крышами
городами-весями.
Баллада о русском языке
Смутный голос во мне возник,
как прямая черта пунктира:
– Где кончается твой язык,
возникает граница мира!
Но я русич! Ужель во мне
языко́вый барьер и пена?
За Россию сгореть в огне,
в землю вбитым быть по колено?
Я же русич! Ужель во мне
только злоба, стремленье к битве,
словно страннику на коне
не нужна о любви молитва?
Снова голос, как будто рык,
раздающийся из надира:
– Где кончается твой язык,
возникает граница мира!
Значит, всё же наоборот!
Глас сомненья с меня снимает:
ведь любовь только там живёт,
где тебя всегда понимают!
«Опять проходит день неспешный…»
Опять проходит день неспешный
в клочках линялой синевы.
Быть бунтарём смешно, конечно,
средь равнодушия Москвы.
Обречены на небыль с былью
и
