от ветра, тихонько поскрипывал.
За деревьями мелькнула тень, и девочки настороженно остановились. Лена заметила, что теней несколько. Нина не успела опомниться, как тугой комок снега полетел ей в спину. Бросаясь в девочек снежками, из-за деревьев выбежали Кутиков и еще несколько мальчишек из класса. Они оттолкнули Лену в сторону и, окружив Нину, стали закидывать только ее. «Чемодан, вокзал, Израиль, чемодан, вокзал, Израиль!» – дружно скандировали мальчишки. Комья снега попадали Нине в лоб, в шею, за шиворот, таяли и тонкими холодными струйками стекали по покрывшейся мурашками спине.
Нина закрыла руками лицо. На некоторое время наступила тишина, и Нина решила, что мальчишки ушли, также тихо, как и пришли. Она открыла глаза и увидела прямо перед собой лицо Кутикова. Большие серо-голубые глаза победно блестели под светом слабого фонаря и на густых пушистых ресницах лежало несколько снежинок. Она бы, наверное, влюбилась в эти глаза и эти ресницы и написала бы, наверное, множество стихов, если бы увидела такие глаза при других обстоятельствах. Но сейчас она ненавидела их, ненавидела Кутикова.
Кутиков толкнул Нину в грудь, но она устояла на ногах. Он стал, подпрыгивая, бегать вокруг нее и кричать: «Бей жидов, спасай Россию! Чемодан, вокзал, Израиль!» Мальчишки стали хором вторить ему, пританцовывая на месте. Всё это напоминало танец племени дикарей перед людоедским ужином. У Нины от их беготни закружилась голова. Она сильно зажмурила глаза, и вдруг неутолимые ненависть и гнев охватили ее. Она схватила Кутикова за воротник и что было сил бросила на землю. Затем свалилась на него и стала колотить его кулаками, царапать ногтями и истошно орать: «Ненавижу, ненавижу!» Он отбивался, разъяренно дубася девочку. Но Нина не чувствовала ударов и колотила его с еще большей силой.
Лена и мальчишки обескураженно наблюдали за дракой. Битва приобрела серьезный характер и была не на жизнь, а на смерть. Нина и Кутиков катались по земле, осыпая друг друга ударами и постоянно меняясь местами: то Нина сверху, то Кутиков. Мальчишки замерли на месте, не зная, что делать. Было как-то стыдно ввязываться в драку с девчонкой. Нина же была так разъярена и так была увлечена дракой, что уже ничего не замечала вокруг себя кроме сморщенного от боли и красного от крови, текущей из разбитого кутиковского носа, лица ненавистного обидчика. Теперь глаза Кутикова не выражали ничего, кроме страха и ужаса. «Помогите…» – хрипло закричал он.
Мальчишки еле оттащили разъяренную Нину от Кутикова, приговаривая: «Всё хорошо, Ниночка. Спокойно, Ниночка». Они посадили ее на лавочку у дорожки, очистили одежду от снега и погладили по спине и волосам. Еще никогда не испытывали они такого страха, какой испытали за жизнь своего товарища. Еще никогда не испытывали они такого стыда, который испытали за свое поведение и еще никогда не испытывали они такого уважения к девчонкам, какое испытывали теперь к Гольдберг. «Говно ты, Кутиков!» – бросил один из них всё еще лежащему на земле товарищу, и мальчишки
