души путников, и те принялись болтать, шутить, смеяться. Придет время, и мечты их обязательно сбудутся: дожив до седин старика, что ехал впереди стада, они обзаведутся тихим уголком, деньгами и тем, на что их потратить, – а пока кони погонщиков двигались к скотному двору, к салуну и девицам в комнатах наверху.
Во тьме ночи молчали и братья. До боли знакомы были друг другу их силуэты – один худощавый, другой коренастый, и ни с чем не могли они спутать скрежет родного седла. В начале пути братья всегда брели в тишине, погруженные в думы о прошлом, и это молчание давало Филу надежду, что прошлое не изменилось – разве что совсем немного.
Лишь темно-зеленый «стирнс-найт», пробивавший себе путь сквозь воловье стадо, вывел мужчину из себя. Посмев рявкнуть клаксоном, водитель распугал скот, и потому Фил тотчас погнал золотисто-гнедого коня к машине и поднял его на дыбы, ясно давая понять, что от встречи он не в восторге. Надо было видеть, как съежились в испуге пассажиры на заднем сиденье!
– Молокососы проклятые! – гаркнул Фил. – Слышал, Джордж, как этот сукин сын сигналил? Они даже представить себе не могут, как скот пугается. Взорвал бы все машины к чертовой матери.
– Ей-богу, Фил, – нехотя ответил преданный своему «рео» (и всему, чем он обладал) Джордж, всматриваясь в даль за спинами животных, – нужно идти в ногу со временем.
– Со временем! – буркнул Фил и презрительно сплюнул. – Десять лет назад ездил тут один добротный дилижанс, запряженный четверкой отличных лошадей, вот им управлял настоящий мужчина. Как его звали, толстяк?
Фил редко забывал имена, но таков был его способ завязать утреннюю беседу.
– Хармон.
– Точно-точно.
После братья погрузились в воспоминания о детстве, о времени, проведенном с Бронко Генри, и времени, когда правительство еще не решилось отправить последних вонючих индейцев в резервации. Поднимая пыль и раздражая местных собак, индейцы неделю брели мимо ранчо к землям южного Айдахо. Фил хорошо помнил вислозадых лошадей, на которых они уходили, и расшатанные повозки, куда набивались их семьи. Не было с ними только вождя, этого изворотливого старикана. Он не дожил.
Фил любил напоминать брату, как часто, перегоняя скот, он отыскивал наконечники индейских стрел и пополнял ими свою великолепную коллекцию. «Не припомню, чтобы Джордж нашел хоть один», – ухмылялся он про себя. Как и сейчас, Джордж смотрел только вдаль, за пыльные спины волов.
В эту минуту Фил размышлял, с чего бы начать разговор в такой особенный день. Может, с Бронко Генри? Или с той прошлогодней истории, когда машина пыталась прорваться сквозь сплошной поток скота и ее снесло в канаву? Как, разинув рот, смотрели на опрокинутую машину две женщины и мужчина, все в коротких никербокерах, нелепейшем из всех видов одежды. Во главе стада шел Джордж и, подцепив машину веревкой, он вытащил несчастных, так и не преподав им должного урока.
Или
